У метро развлекалась толпа молодых людей, одетых пестро, экстравагантно и вызывающе. Многие из них носили значки в форме человеческого сердца, не стилизованного, а натурального, с надписью: «Я люблю себя!» – это были дилайтмены, а у нескольких рослых юнцов была выбрита левая бровь – признак «касты» «эскадронов жизни».

– Вот кого не люблю, так не люблю, – проворчал Джума, определяя по привычке массу агрессивности толпы и главаря.

– Ребятишки ищут острых ощущений, – вполголоса ответил Ромашин. – Пусть веселятся в пределах допустимого, здесь есть кому за ними приглядеть.

– Кого вы имеете в виду?

– Посмотрите на крайнего слева.

Джума увидел высокого, хорошо сложенного мужчину с брезгливо-сонным лицом, на лацкане куртки которого голубел значок инспектора-социоэтика.

– Странно, что он не вмешивается, ребята уж слишком расшумелись. Или он уже вызвал подмогу? Подождите, спрошу.

Джума Хан решительно двинулся к меланхолически любующемуся происходящим инсоэтику, в то время как веселящиеся парни толкали пассажиров метро, задирались и отпускали грязные шуточки.

– Не пора ли вмешаться?

Соннолицый смерил Джуму взглядом, процедил неохотно:

– Не вижу смысла.

– Но ведь это ваша обязанность, – удивился безопасник. – До конфликта – пара шуток!

– А плевать! Кстати, какое вам-то до этого дело? Иди своей дорогой, сейфмен.

– О! – сказал Джума, поднимаясь. – Да вы, оказывается, хам, милейший! Не уважаете себя, дело ваше, не уважаете свою работу – уходите на другую, но не уважать незнакомого человека – нехорошо! – Он сжал пальцами плечо инсоэтика, лицо которого перекосилось от боли.

– У нас проблемы, Джума? – раздался сзади тихий голос Ромашина.

– Хамит, – коротко ответил Хан, неохотно отпустил плечо инспектора. – Оказывается, среди социоэтиков тоже попадаются некомбатанты. Парень, уходи из комиссии сам, иначе я позабочусь, чтобы от тебя избавились.

– Когда для дела нужны трое, двое не ссорятся, – миролюбиво заметил Ромашин. – Говорят, там внутри кто-то пристал к девушкам, надо помочь.

– Этот не помощник. – Джума окинул презрительным взглядом инспектора-социоэтика, державшегося за плечо, и направился ко входу в метро, потом вернулся, сорвал значок социоэтика и сунул в карман. – Это тебе не понадобится, слизняк.

В зале метро с линией кабин было почти пусто, кабины работали в основном на финиш, и выходящие пассажиры торопились удалиться, заметив группу разрисованных под тигровую шкуру мускулистых громил с бритыми головами. Их было человек восемь, и они, выстроившись кругом, с хохотом толкали в круг двух девушек. Одна из них, маленькая брюнетка, вскрикивала и плакала, а вторая, высокая красивая блондинка, закусив губу, отбивалась молча и яростно.

– Брейкеры, – хмуро сказал Джума. – А вот этих я уже ненавижу!

Сленг брейкеров состоял из дикой смеси языковых искажений, понять которую было очень трудно. Впрочем, весь смысл их разговора сводился к оценке девичьих фигур и перевода не требовал.

– Эй, орлы! – окликнул их Хан, подходя к группе вдоль металлического никелированного поручня с завесой турникетов, регулирующего вход-выход. – Не надоело?

Парни оглянулись. На их лицах отразилось недоумение, потом появились ухмылки. Девушки в это время попытались вырваться из круга, но двое парней схватили их за руки, притянули к себе.