И вдруг поймал себя на том, что боится выглянуть наружу. Нет, он боялся не вакуума или ядовитой атмосферы, и не мощных ионизирующих излучений, он боялся не увидеть ничего!
Воздух в полости орилоуна был неплотен и состоял в основном из смеси азота и гелия, кислород занимал едва ли десятую часть его объема, но для дыхания хватало. В принципе Клим спокойно мог перейти и на другой тип физиологических реакций, используя любые газы, или не дышать совсем.
Сила тяжести в пещере почти отсутствовала, из чего Мальгин сделал вывод, что орилоун с машиной метро внутри болтается где-то в космосе по воле инерции и межзвездных гравитационных полей.
– Хранитель, – позвал Мальгин мысленно.
Ответа не было.
– Хранитель, отзовись.
Молчание.
Клим понял, что орилоун как интеллект умер, и в этом обломке старой коммуникационной системы работает лишь механизм перехода на «струну». Почувствовав, как невольно участилось дыхание, хирург пощупал рукой шероховатую решетчатую стену, удивился – пахло искусственным сооружением, а не скелетом орилоуна. Включилось дальновидение, вернее дальночувствование.
То, в чем он находился, вовсе не было орилоуном, ни живым, ни его скелетом. Это был гигантский, километров пяти в поперечнике, искусственный объект, нечто вроде космической станции или города в космосе, смонтированного из полупрозрачных труб и сигар диаметром по сто метров, сквозь стенки которых угадывались очертания каких-то огромных, разной формы строений, баков, коридоров, лестниц, переходов и машин. Кое-где в оболочке станции зияли рваные пробоины, а корма или нос – кто разберет? – в километре от помещения метро была разрушена и оплавлена. И был этот объект очень стар. Клим не сразу смог определить его возраст: не менее миллиона лет! Кто его строил и зачем, куда исчезли строители, оставив на нем станцию метро, сказать с ходу было невозможно.
Второе потрясение ждало Мальгина, когда он вознамерился выйти за пределы объекта, которому дал название Спутник.
Ничто не говорило о том, что оборудование этой древней развалины способно функционировать, но оно работало! Правда, ее своеобразие натолкнуло Мальгина на мысль, что многие коридоры и полости Спутника должны были заполняться водой или еще какой-то жидкостью.
На выходе короткого коридора он обнаружил нечто вроде птичьей клетки, в которой мог бы уместиться слон. Как только Клим оказался в «клетке», она оделась голубым сиянием и запеленала путешественника в прозрачную тугую пленку, не стесняющую дыхания и движения. Еще один голубой просверк – и шею сдавил блестящий многогранный поясок, пустивший усики к ушам и затылку.
В голове прошелестел сухой ветерок, и следом раздался бесплотный пси-голос:
– Жизнеобеспечение рассчитано на два часа личного времени. Возьмите иног форс палли глайд… – Шелест, щелчки. – Лифт микро. Приятных видений. Если понадобится совет… – Щелчок и тишина.
– Спасибо, – поблагодарил Мальгин неведомого гида. – Разберусь сам.
И наконец, третье потрясение ждало его после выхода через «клетку»-тамбур наружу.
В первые мгновения он действительно ничего не увидел. Ни звезд, ни их скоплений, ни галактик и сетчатой структуры, отличавшей Метавселенную человека от других метавселенных, ни единого пятнышка света! Великое Безмолвие обрушилось на уши. Великая Темнота – на глаза и Великая Пустота – на остальные органы чувств! Длилось это состояние недолго: совсем недалеко – по космическим меркам – отыскалась планета, по массе и размерам приблизительно равная Земле, а с другой стороны Спутника светила в инфракрасном диапазоне остывающая звезда, коричневый карлик с температурой поверхности около тысячи градусов. Мальгин вздохнул с облегчением, в другое время показавшимся бы смешным: звезды и планеты еще существовали в это время, просто плотность их распределения в пространстве в результате расширения вселенной стала мизерной. |