И еще мешало чувство неловкости, будто он подсматривал в замочную скважину сцену из личной жизни.
Обо всем этом он размышлял, стоя перед дверью квартиры Мальгина в Смоленске, и все это разом вылетело из головы, когда дверь вдруг открылась. Проверив, легко ли скользит в ладонь из рукава куртки рукоять суггестора, Дмитрий шагнул в проем.
Он ожидал увидеть хозяина, однако никто его не встретил. По комнатам скользила тихая мелодия, навевающая покой и умиротворение, легкий ветерок шевелил пушисто-прозрачные занавески в переходах из комнаты в комнату, приносил странные запахи. Среди них знакомые – миндаль, цветочные и травяные, ландыш, клевер, мята, астрагал и вовсе незнакомые, настораживающие и будоражащие. Игра света и теней в гостиной заставляла оглядываться и напрягать зрение, но квартира была пуста. «Кто же открыл дверь?» – подумал инспектор, бегло оглядев комнаты: спальню, рабочий кабинет-библиотеку, спортзал, гостиную, кухню. На всякий случай позвал:
– Клим?
Ответил «домовой»:
– Мастера нет дома, но скоро будет. Можете подождать. Если вы голодны – завтрак на кухне.
– Премного благодарен, – ответил Столбов, расслабляясь, и стал знакомиться с апартаментами нейрохирурга более детально. И уже через несколько минут понял, что квартира далеко не стандартная, как показалось вначале.
Каждая ее комната формировалась в определенном стиле, хотя техническое оснащение и было стереотипным, соответствующим веку – с трансформным оборудованием и видеопластическими поверхностями, выдающими по команде инка любой заложенный в программе пейзаж. Гостиная представляла собой горницу в древнерусском стиле – с иконой в солнышке, «красном углу», «полотняными» занавесками на «окнах», с «деревянными» лавками, вышитыми полотенцами и фасадом русской печи. Спальня была обставлена в мавританском стиле с кроватью, скрывающейся за голубой вуалью и балдахином из зеленой «парчи». Кабинет напоминал келью средневекового алхимика, с камином во всю стену, столом с резными гнутыми ножками, с инкрустациями по углам и в центре и огромным креслом, почти троном с искусно вделанными в спинку крыльями орла. Столбов никогда не видел подобного убранства у друзей, разве что в музеях, и пристрастие Мальгина к старине его поразило.
Конечно, на самом деле стол имел вполне современную молектронную начинку, комплекты нейрохирургического инструмента и в любой момент мог превратиться в реанимационную камеру, хотя вряд ли Клим оперировал на дому. Скорее всего стол был ему нужен для исследовательских работ и срочных консилиумов, когда коллеги нуждались в консультации и передавали по видео голографическую копию пациента. «Трон» в действительности был кокон-креслом, связывающим хозяина с сетью институтов, лечебных центров, банков данных и компьютерных баз, а «камин» – игровым и личным киб-интеллектом класса «Знаток» с высокой степенью самостоятельности; такие инки имели только специалисты высочайшей квалификации.
Самое удивительное, что Столбов не сам догадался о начинке предметов домашней утвари хозяина, истина была ему подсказана извне, на пси-уровне (включенный комп?), и это обстоятельство заставляло держаться настороже.
Лишь кухня и спортзал не камуфлировали своего предназначения, представ перед взором гостя во всей красе современного дизайна. Кухня – ничего лишнего: автомат на четыре-восемь персон, блистающий металлом, керамикой и пластиком, встроенный в стену сервант с хрусталем и дивной красоты чайным и кофейным сервизами из почти прозрачного молочно-голубого фарфора, формирующиеся в любом месте стол и стулья. Спортзал – небольшая уютная комната с физическими тренажерами и тренером-инком, превращаемая по желанию в ринг, татами, ковер или индейское ронго. В данный момент видеопласт превратил комнату в тренировочный зал буддийского монастыря, и Столбов, оробев, испытал невольное благоговение. |