– Клим, а ты… еще экзосенс или нормальный мужик?

– Нормальный экзосенс, – ответил Клим. – Прощай.

Заремба запротестовал было, у него накопилось очень много вопросов к бывшему заведующему отделением, однако Мальгин спешил. Показавшись Зарембе в обычном виде, он отыскал Стобецкого, но говорить с ним не стал. Свидание с институтом разбередило душу, включило ностальгическую цепь и испортило настроение.

Посидев немного, он снова позвал Купаву и внезапно услышал ответ Шаламова:

– Ага, наконец-то! Климыч? Ты на Земле?

Мальгин напрягся, силясь определить координаты Даниила, и обнаружил его в каких-то старинных бетонных подвалах, прятавшихся в диком лесу, на краю болота. Местность называлась Юганские нефтепромболота и располагалась в центре одного из самых древних «черных социумов». Из болота торчал металлический шпиль, в котором с трудом угадывался нос «пакмака». Сам Шаламов – весь как узел пересекавшихся сознаний и воображений, в том числе и больных, размышлял о чем-то своем, непонятном даже Мальгину, но человек в нем, остатки человеческого «я» еще помнили прошлую жизнь.

– Чувствую по ответу – человек-да! Я тону, Клим, и мне уже не выплыть, пропал бравый курьер.

– Я помогу…

– Держись от меня подальше, психика пошла вразнос, и я теперь, как пуганый дьявол, мечусь по Системе, сам не зная, с какой целью. Отыщи Купаву, она твоя жена…

– Твоя!

– Не глупи и не пререкайся, мне трудно контролировать остатки личности, все рассыпается как карточный домик… Так вот, она любит тебя, дурака, а ушла ко мне, чтобы доказать, что и она способна на решение, а не только ты, железный Мальгин, человек-да! Неужели ты этого не понял?

– Чушь!

– Надо же, не понял. Впрочем: чего тебя осуждать, мастер, если я это понял только в последнюю встречу. А она гордая, твоя Купава, и никогда не признается сама. Ты же знаешь.

– Чушь!

– Не веришь себе – ладно, поверь мертвому. Я тоже был не сахар, но никогда не гнул ее волю, со мной можно было спорить, а ты даже пустяк выговариваешь так, будто вещаешь истину в абсолюте. Брось эту манеру… и найди ее…

В пси-канал разговора стали вклиниваться какие-то посторонние шумы, свисты, чужие голоса. Шепот Шаламова стал теряться на этом фоне, тонуть, гаснуть.

– … зависит от… скоро она… люб… щай… тер…

И на голову Мальгина обрушился грохот некоггерентной пси-волны. Шаламов-человек замолчал. Заговорил Шаламов-нечеловек, псинеур с задатками мага, не ведающий, что творит. Мальгин почувствовал удар чужой воли, едва не сломавшей его собственную, стряхнул с сознания цеплявшиеся пси-пальцы «черного» и ушел из гиперчувственной связи пространства. Бороться с Даниилом не имело смысла.

Некоторое время он отдыхал, заставив работать все уровни сознания вхолостую. В гулком объеме головы все звучало и звучало эхо слов Шаламова: «Она любит тебя, дурака… и никогда не признается… она любит… и не признается… любит… не признается…»

Стало душно, тесно, неуютно. Стены давили, ощущение дискомфорта усилилось, уже и просторы Земли казались тюремной клеткой, и даже гигантский объем Солнечной системы не давал возможности жить свободно…

Пощечина прозвучала вполне явственно, хотя Мальгин отвесил ее себе мысленно. Голова прояснилась, все стало на свои места, мир вокруг жил своей жизнью, и хирург был вмурован в него, как муравей в янтарь.

И все же… и все же мир этот был ему тесен!

ГЛАВА 10

Столбов знал, что обойма прикрытия работает четко, быстро и в любое мгновение готова прийти на помощь, но все же ему было не по себе.