– Ваше мнение по захвату?

Задумавшись о своем, Столбов чуть не сказал «а?». Он как раз вошел в транспортный сектор базы, где тоже работали эксперты. Здесь Шаламов наткнулся на экипаж готового к работе «пакмака», в результате чего трое спасателей оказались в шоке, а четверо их товарищей еле пришли в себя спустя час. В ангаре стояло еще семь машин: две распакованные связки коггов, куттера и галионы, и все они были изогнуты странным образом, будто их накрыло неким сферическим полем геометрических искажений.

– Да, – спохватился инспектор. – Мое мнение: операцию захвата отменить. У нас нет достаточно близкого к реальности императива, никто не рассчитывал вариант захвата псинеура-экзосенса, нечеловека больше чем наполовину. Прилетайте сюда, посмотрите на его следы.

– Я видела его следы на Меркурии, – сухо отрезала Боянова.

– Здесь его реакция еще сильней. А что будет, если он обнаружит обойму захвата…

– Грош цена безопасности, если она не способна задержать одного человека, пусть и с задатками дьявола!

Столбов хотел ответить так же резко, но передумал.

– А что ваш Мальгин?

– Мальгин исчез, – нехотя проговорил инспектор, зная, что Боянова в курсе всех событий и вопрос ее скорее риторический. Инспектор не очень верил, что Клим Мальгин вмешается в розыск и поможет задержать Шаламова, но не терял надежды. Опасения комиссара, не доверявшей хирургу, были ему понятны, однако Мальгин ему нравился, да и по отзывам это был человек глубоко нравственный, не верилось, что он способен превратиться в такую же химеру, что и Дан Шаламов.

– Готовьте захват обоих. – И голос Бояновой уплыл в шумы эфира.

– Елки-палки! – вслух сказал Столбов, точно зная, что задача невыполнима. Внезапный возглас заставил его сосредоточиться. Кричал кто-то из наблюдателей за пределами базы:

– Смотрите, здесь эта штука с глазами!

Столбов выбежал из ангара в коридор, нашел боковую дверь во двор базы и успел увидеть над лесным гребнем легкое кисейно-белесое облачко с точками внутри, уносящееся в небо. Не долетев до настоящих облаков, оно исчезло.

Практически не нуждаясь в сне, первые двенадцать часов дома он просто проспал. По-человечески. Лежа в чистой постели на хрустящих белых простынях, пахнущих льном. И спали мирно все многочисленные сферы сознания, живущие в нем отдельно друг от друга, объединяющиеся только по воле главного «я» – личности землянина – в личность вселенского существа. Никто не тревожил – напрямую, хотя многие искали, ждали, беспокоились за его судьбу: Железовский, Ромашин, Джума Хан, Карой, Таланов, Заремба, оператор кримрозыска Столбов, комиссар Боянова, отец… Мальгин отмечал это машинально, во сне, чувственное поле по его желанию не отключалось, служа каналом связи и сторожем одновременно, и все же он спал. Одного только он не услышал, пережив мимолетное сожаление, – таинственного зова, в котором чудилось что-то знакомое, теплое, как запах хлеба. Он спал… А проснувшись, ощутил зверский голод и не успокоился, пока не утолил его, съев обед на три персоны и гору фруктов. Подумал: все же надо признаться, что насыщение по-человечески – это приятно.

Устроившись в кресле, ощущая изрядно забытую приятную тяжесть в желудке, Мальгин попробовал позвать Купаву, но шуршащий океан пси-поля не принес ответного эха, будто Купавы не было в живых. Тревожно заныло сердце. Заволновавшись, он слишком резко включил центры сверхчувствования, объединяющего пространствовидение, многодиапазонный – от сверхдлинных радиоволн до жесткого рентгена – слух, осязание полей и тончайших колебаний вакуума, обоняние любых комбинаций атомов и молекул – в одно общее, объясняющее суть вещей чувство-понимание, вынесшее его за пределы Солнечной системы.