До самого озера. Последовало молчание. Затем сверху прозвучало неуверенно:
– Зачем… дырку в скалах?
– А чтоб до самой воды, – охотно объяснил Орешек. – Чтоб залить все эти крысиные ходы‑переходы.
Пленник тревожно завозился на колонне. Он явно ничего не понял.
Орешек снизошел до умственного уровня собеседника:
– Дырка в потолке. Вода польется сверху. Зальет коридоры.
На этот раз твари понадобилось не так уж много времени, чтобы сообразить, что к чему.
– Наррам будет плохо! – негодующе заявил пленник.
– Наррам будет о‑очень плохо! – с удовольствием подтвердил Орешек. Страх оставил его. Теперь он лишь удивлялся, почему существо, молниеносно двигавшееся в драке, теперь так туго соображает?
А сверху донесся шедевр мыслительного процесса нарра:
– Ты тоже утонешь!
– Не утону. Превращусь в рыбу и уплыву. Я колдун – слыхал такое слово?
Судя по донесшемуся из‑под свода визгу, слово это нарру было знакомо.
– Светоч сказал – колдунов больше не будет! – возмутилась тварь.
Вей‑о! Светоч? Орешек попытался не выказать своего удивления.
– Что, боитесь? – спросил он наугад. – Помните, что такое колдовство?
– Помним, – донеслось с потолка. – Это плохо. Лапы не слушаются, шкура слезает, кишки болят. Светоч сказал – колдунов не будет! Мы во дворец ночью не вылезаем, никого там не едим! Когда плохие люди хотели сжечь дворец, Светоч позвал – мы пришли, плохих людей ели. Светоч вкусное мясо дает. За что нам – колдунов?
«Ишь, как разговорился!» – подумал Орешек. Хмель не помешал ему понять, что стояло за маловразумительной тирадой нарра. Выходит, хищное племя со страхом хранит память о том, как люди использовали против них магию… порчу на них напускали… А сейчас, стало быть, у зверюги со Светочем что‑то вроде договора о ненападении. Светоч даже использует нар‑ров против каких‑то «плохих людей». Дворцовые заговорщики? Мятежники из городской бедноты?.. А‑а, ладно! Ему, Орешку, на заморские дела плевать!..
Краем глаза парень уловил движение среди каменного леса и, вскинув меч, приготовился отразить нападение.
Пленник на своей колонне разразился каскадом щелканья и шипения. В ответ из тьмы донеслось несколько коротких взвизгиваний – и все стихло.
«Надеюсь, – подумал Орешек, – мой разговорчивый друг скомандовал отставить атаку».
А сверху донеслось:
– Дырку рубить нельзя!
– Да кто ж мне запретит? – удивился Орешек. – Я сильный колдун. Светоча не слушаюсь… Никого не слушаюсь… – и, оставив разъяснительный тон, продолжил скороговоркой: – Вот сейчас поубиваю твою стаю, чтоб под ногами не путалась, и начну понемногу камешек рубать… Ну, разве что вы догадаетесь мне заплатить, чтоб я ушел отсюда…
– Заплатить… это как? – уловил нарр главное в человеческой тарабарщине.
– Ну… дашь мне что‑нибудь ценное… то есть чтобы мне понравилось. И проводишь наверх.
– Ценное… – повторил нарр новое слово. – Здесь много ценного. Я слезу. Не убивай меня.
– Только без штучек! – предупредил Орешек. – И дружкам скажи, чтоб не дергались.
Пленник съехал по колонне на пол. Теперь можно было увидеть его огромные глаза с большими зрачками. Орешек даже вздрогнул: такая голодная ненависть стыла в этих глазах. Ненависть… и страх?
Нарр молча заскользил к темному озерку. Он двигался по‑собачьи, на четвереньках (вернее, «на шестереньках»). |