Судите сами, обрадовался ли Тибо, увидев, что дама идет навстречу самым заветным его желаниям.

Он ожидал чудес от этого посещения Эрневиля и сам — так ему было весело — предложил метру Маглуару угостить его каким-нибудь аперитивом, который поможет их желудкам достойно встретить вкусные блюда, приготовленные мадемуазель Перриной.

Метр Маглуар страшно обрадовался, что Тибо помнит все, вплоть до имени кухарки.

Подали вермут.

Этот напиток был еще совершенно неизвестен во Франции; монсеньер герцог Орлеанский выписывал его из Голландии, и метрдотель его высочества любезно снабжал им своего предшественника.

Тибо скорчил гримасу.

Он находил, что экзотический напиток не идет ни в какое сравнение с чудесным отечественным шабли.

Но стоило метру Маглуару сказать, что, благодаря чудодейственному напитку, у него через час разыграется зверский аппетит, и Тибо, перестав отпускать замечания, любезно помог судье прикончить бутылку.

Что касается г-жи Сюзанны, то она поднялась в свою комнату, чтобы проделать то, что у женщин называется «слегка привести себя в порядок», а на деле означает полную перемену декораций.

Вскоре настало время садиться за стол.

Госпожа Сюзанна спустилась из своих апартаментов.

Она была ослепительно хороша в платье из серого шелка, вышитом канителью, и любовный порыв Тибо помешал ему подумать о том затруднительном положении, в какое он непременно попадет, впервые пируя в таком прекрасном и изысканном обществе.

К чести Тибо, скажем, что не так уж плохо он с этим справился.

Он не только открыто бросал пылкие взгляды на очаровательную хозяйку, но постепенно приблизил под столом свое колено к ее колену и стал легонько нажимать на него.

Внезапно, пока Тибо предавался этому занятию, г-жа Сюзанна, нежно на него смотревшая, застыла с вытаращенными глазами.

Затем она раскрыла рот и так расхохоталась, что с ней сделался нервный припадок и она едва не задохнулась.

Не придавая значения последствиям, метр Маглуар занялся поисками причины.

Он в свою очередь взглянул на Тибо, гораздо более беспокоясь о том, что в облике его друга могло встревожить жену, чем о состоянии, в которое впала она из-за своего смеха.

— Ах, кум! — воскликнул он, в ужасе протянув ручки к Тибо. — Вы горите, кум, вы горите!

Тибо вскочил с места.

— Что случилось? — спросил он.

— У вас огонь в волосах, — простодушно объявил бальи; он до того перепугался, что схватил графин с водой, стоявший перед его женой, и собрался заливать пожар на голове Тибо.

Башмачник инстинктивно потянулся рукой к голове.

Но, не ощутив никакого жара, он догадался, в чем дело, страшно побледнел и рухнул на стул.

Он так был занят в последние два дня, что совершенно позабыл о предосторожности, какую предпринял в отношении мельничихи — то есть особенным образом укладывать волосы и прятать под ними прядь, перешедшую в собственность черного волка.

За это время, из-за множества вырвавшихся у Тибо незначительных пожеланий, приносивших вред то одному, то другому из его ближних, количество волос цвета пламени страшно умножилось и в эту минуту несчастный мог освещать комнату не хуже, чем две свечи желтого воска, что горели в подсвечнике.

— Черт возьми! — начал Тибо, пытаясь справиться с волнением. — Вы меня ужасно испугали, метр Маглуар.

— Но… — бальи продолжал в страхе указывать на пылающую прядь Тибо.

— Не обращайте внимания на необычный цвет части моей шевелюры, мессир, — продолжал тот, — это оттого, что моя матушка, будучи мною беременна, испугалась, едва не загоревшись от жаровни.

— Но еще более странно то, — произнесла г-жа Сюзанна, выпив большой стакан воды, чтобы подавить смех, — что только сегодня я заметила эту ослепительную странность.