– Твоя очередь, – напомнил Беннетт Ханне.
– Ну ладно, – не сводя с меня глаз, произнесла она, – но к этому мы еще вернемся.
– Может, хотя бы подождете, пока мы не уйдем? – возмутился он. – Господи. Не стоило вообще заводить этот разговор.
– И это говорит мужик, чьи каждодневные ссоры с женой на глазах у всех похожи на сцены из чертовой порнухи, – заметил Макс.
Ханна захлопала в ладоши, заставив нас всех снова вернуться к игре.
– Правда или действие, мистер Самнер-Бергстром?
Я наклонился вперед и улыбнулся.
– О-о-о, сто процентов действие.
Не удержавшись, Ханна захихикала от восторга.
– Поцелуй Джорджа.
Мы все развернулись, чтобы посмотреть на жертву этой аферы, который выглядел бледным, как смерть.
– Что? – занервничал он. – Погоди. Что ты сейчас сказала?
– Иди сюда, – прорычал я, играя на публику.
Не веря собственным ушам, Джордж потряс головой и пробормотал:
– О боже мой, о боже мой…
Грубо схватив его за волосы, я нагнулся и притянул к себе Джорджа, сократив расстояние между нами. У него глаза стали больше лица.
Куснув его за нижнюю губу, я сказал:
– Дыши, Джордж.
– Хочешь меня обесчестить? – дрогнувшим голосом прохрипел он.
– Бля, изо всех сил попытаюсь, – ответил я. Наклонившись, накрыл его губы своими и – черт возьми, это как же я напился – скользнул языком к нему в рот, слегка подразнивая.
Казалось, Джордж вот-вот рухнет на меня, а когда я отстранился, застыл, все еще открыв рот.
Все громко зааплодировали.
– В порядке? – спросил я его.
– Кажется, я теперь всегда буду в порядке, – изумленно ответил он.
Откинувшись назад, я посмотрел на Ханну, которая выглядела так, словно была готова оседлать меня прямо сейчас. Придвинувшись к ней, я оставил на ее губах невинный поцелуй.
– Ну как, понравилось?
Она кивнула, стараясь выглядеть не особенно впечатленной.
– Ничего так.
Но кожа на ее шее покраснела, а дыхание стало поверхностным и прерывистым. Моя жена – маленькая извращенка.
– Ты уже мокрая, а? – тихо поинтересовался я.
Расплываясь в широкой улыбке, она кивнула снова.
– Все еще злишься? – спросил я.
Она тут же вспомнила наш разговор, и в глазах снова появился холод.
– Я не хочу сейчас об этом говорить. Во мне слишком много алкоголя.
На самом деле, меня это не волновало, пока Ханна не упомянула. В течение тридцати секунд мы с ней жарко спорили. Один из нас мог что-то сказать, второй оказаться не согласным, но потом мы решили бы, стоит это вообще обсуждения или нет.
Потому что Ханна терпеть не могла конфликты.
Мы не кричали.
Не откладывали разговоры на потом.
Мы даже не спорили, хотя часть меня правда хотела этого.
Я почувствовал тяжесть и тошноту.
Казалось, беспробудное пьянство длилось вечно, вместе с последующими запланированными Хлои и Сарой подростковыми развлечениями, включавшими в себя оживленную игру в Верю-Не верю (где победил Макс), дартс, где точность была явно не на нашей стороне (очевидного победителя так и не оказалось), и «Я никогда не», которая заставила нас всех запереживать, что Беннетт и Хлои прольют кровь на наш новый персидский ковер.
К трем часам ночи все тупо пялились в потолок, сгрудившись на диване и засунув ноги под кофейный столик.
– Нам пора, – невнятно пробормотал Беннетт, прилагая очевидные усилия подняться. – У нас осталось всего тридцать часов, чтобы успеть восстановить в себе к рабочему дню хоть какое-то подобие профессионалов. |