Рисунок напоминал граффити, только без слов — одни формы, полосы и эмоции.

Ярость, заключенная в баллон с дешевой краской из магазина «Уол-март» в Саммервилле. Лена предлагала помочь ей, но Ридли отказалась, ей хотелось все сделать в «смертном» стиле. Краска так сильно воняла, что у Ридли разболелась голова, и рисунок получился хаотичным, сляпанным на скорую руку. С другой стороны, она именно этого и хотела — теперь стены комнаты отлично отражали состояние ее души.

Она умудрялась превратить в хаос все, за что бралась.

А главное — никаких слов. Ридли ненавидела слова. Большинство из них не имело никакого отношения к правде. Двухнедельного заключения в комнате Лены хватило, чтобы она возненавидела стихи на всю оставшуюся жизнь.

Моеколотящеесясердцеистекаеткровьюоттоскипотебе…

Господи.

Ридли передернуло. В генетическом наборе этой семейки такое понятие, как хороший вкус, напрочь отсутствует. Она оттолкнулась от двери и подошла к шкафу, одним прикосновением открыла белые деревянные двери. Внутри была аккуратно развешена внушительная коллекция одежды, отличительный признак любой сирены.

Но я больше не сирена, напомнила себе она.

Ридли взяла розовую табуретку, приставила к шкафу, залезла на нее, слегка покачиваясь в розовых туфлях на платформе, надетых на полосатые розовые гольфы. Сегодня она оделась в стиле Хараюку, такое не часто увидишь в Гэтлине. В «Дэ-и Кин» все просто глаза об нее сломали. Ну хоть один вечер прожит не зря.

Один вечер. А сколько их еще будет?

Она пошарила на верхней полке и, улыбнувшись, достала обувную коробку из Парижа. Фиолетовые бархатные босоножки на девятисантиметровом каблуке, если она ничего не путает. Ну конечно же, не путает.

В этих босоножках она не раз отлично проводила время.

Ридли открыла коробку и перевернула ее над покрытой черно-белым покрывалом кроватью. Да, вот они — завернуты в шелк, на каблуках до сих пор остались комочки засохшей грязи.

Ридли села на пол и положила локти на кровать. Она же не дура. Просто ей хочется выглядеть так же, как и две последние недели, хочется чувствовать волшебство, ощущать силу, которую у нее отняли.

Ридли — совсем не плохая девочка. Не совсем плохая. А если и так, то что с того? Она все равно ничего не может с этим поделать.

Ее отшвырнули в сторону, как засохшую тушь.

На тумбочке зазвонил мобильник, она взяла его, увидела на экране фотографию Линка, сбросила звонок и швырнула телефон на розовый ковер.

Не сейчас, Горячий Стержень.

Сегодня у Ридли на уме был другой инкуб.

Джон Брид.

Ридли села обратно и, наклонив голову, смотрела, как шар начал светиться нежным оттенком розового.

— И что я буду с тобой делать? — улыбнулась она, потому что ей предстояло самой принять это решение.

три

Шар сиял все ярче и ярче, пока розовый свет не заполнил собой всю комнату, и все очертания всех предметов побледнели, словно их стерли ластиком.

два

Ридли прикрыла глаза, как маленькая девочка, которая собирается задуть свечки на торте и загадать желание…

один

Она открыла глаза.

Решение принято.

БЛАГОДАРНОСТИ

Написать книгу — сложно, но оказалось, что написать вторую книгу — в два раза сложнее. Мы хотим поблагодарить всех, кто вместе с нами следовал бесчисленным фазам нашей семнадцатой луны.

Наших любимых агентов, Сару Бернс, Кортни Гейтвуд и Ребекку Гарднер из «Гернерт Компани», которые продолжают сообщать об округе Гэтлин в новых, далеких странах, где никто не знает о том, что такое цыпленок, запеченный с орехом пекан.