– Украли и и! – вдруг заревела Катька. – Увезли и! А все этот бандит, грузинская морда, говорила я!..

– Катрин, думай головой, – с досадой перебил ее Осадчий. – Если бы украли, хату бы не громили.

– А воры?! Квартиру обчистили, Вандку – дрыном по голове…

Яшка тихо матернулся и метнулся в ванную. Очевидно, он рассчитывал обнаружить там бездыханное тело Ванды, но через минуту уже вернулся и помотал головой:

– Никого.

– Девки, раздевайтесь, – деловито распорядился Осадчий. – Смотрите – что пропало.

Мы сбросили дубленки и приступили к исполнению.

Предположение Катьки о домушниках отпало сразу: Вандины золотые безделушки лежали нетронутые в хрустальной вазочке на столе. На месте были и телевизор, и магнитофон, и шикарная норковая шуба неизвестного нам происхождения. Шубу Катька, невзирая на серьезность момента, тут же напялила на себя.

– Барсадзе подарил, точно, – с завистью вздохнула она, крутясь перед зеркалом. – За такую шубу и я бы кому угодно дала…

– Катька!

– Ну что?! От моих паршивцев разве допросишься чего?.. – Катька скинула шубу, для которой была явно толстовата, и сердито нырнула в ящик с бельем. – И хоть бы похвасталась, чертова кукла! Я бы в такой каждый день на службу ходила – Шизофине назло… И пусть бы думали, что взятки беру!

Я сидела на пятках перед платяным шкафом и старалась оправиться от изумления. В выдвинутом ящике лежала груда разноцветных детских варежек. Я сосчитала их – восемь пар и одна незаконченная, из которой торчали спицы. Пестренькие, с вывязанными цветами и ягодками детские варежки.

– Ой, какая прелесть! – запищала Катька за моей спиной. – Откуда, а?

– Понятия не имею.

– Может, она залетела? – напряженно предположила Катька. – И приданое готовит?

– Да они же большие. – Варежки действительно были рассчитаны на семи восьмилетнего ребенка. На всякий случай я покопалась в ящиках на предмет обнаружения пеленок распашонок, но ничего не нашла. Все вещи были на местах – кроме серого брючного костюма, в котором мы видели подругу в последний раз. И все же в комнате был бардак. С недовязанной варежкой в руках я отошла от шкафа и села на заваленный книгами диван. Подняла глаза на полку.

Старинный книжный шкаф с облупившейся позолотой достался Ванде от бабки. Книги стояли на широких полках в два ряда, и весь первый ряд был вынут и небрежно рассыпан по дивану. Я принялась рассматривать корешки и удивлялась все больше и больше. «Новгородская живопись», «Икона Владимиро Суздальского княжества», «Иконостас Троице Сергиевой лавры», «Иконопись Древней Руси»… Неужели Ванду интересовало что то, помимо фламенко?

Под одной из книг обнаружилась увесистая папка с рисунками. К моему разочарованию, в ней не было ни портретов, ни акварельных зарисовок. Внутри лежали лишь карандашные наброски икон – некоторые почти законченные, с тушевкой и прорисованными складками одежды, некоторые едва намеченные. На одной были обозначены лишь глаза – большие и скорбные. Перебрав еще раз рисунки, я заметила, что ни на одном из них нет мужского образа – только Богородица. Не зная, что подумать, я захлопнула папку. С кучи бумаг, подхваченный сквозняком, скатился белый бумажный шарик.

Мы с Катькой кинулись на скомканную бумажку, как два коршуна. Я торопливо распрямила листочек. На нем ровным мелким почерком Ванды было набросано несколько слов. Вернее, не слов, а обрывков, на которые мы тупо таращились несколько минут. Затем взглянули друг на дружку и одновременно пожали плечами.