Даже в этой тюремной робе она затмила бы всех своей красотой.
— Лена, что происходит?
Она отвела взгляд в сторону и посмотрела на голые стены.
— Ах, это? Ничего особенного. Просто шутка.
— Вот уж не думал, что Мэкону нравятся шутки.
Она смущенно подергала нитку, торчавшую на рукаве.
— Он тут ни при чем. Это моя идея.
— С каких пор ты научилась управлять Равенвудом?
Лена пожала плечами.
— Я проснулась вчера утром, и дом стал таким. Наверное, он уловил мои мысли. Эта обстановка соответствует чувствам.
— Давай уйдем отсюда. Тюрьма вгоняет тебя в депрессию.
— Нет. В депрессию меня вгоняет мысль, что через пару дней я могу превратиться в Ридли.
Она печально покачала головой и села на грубую скамью у окна. Я пристроился рядом с ней. Она старалась не смотреть на меня. Ее взгляд был нацелен на белые тапочки. Мне стало интересно, откуда она узнала о расцветке тюремных тапочек.
— Шнурки! Это неправильно.
— Что?
Я указал рукой на ее обувь.
— В настоящих тюрьмах шнурки не выдаются заключенным.
— Итан, ты должен уйти! Все кончено. Я не могу остановить время. Проклятие скоро свершится. Мне надоело притворяться, что я обычная девушка.
Она взяла меня за руку и потянула к выходу. Мы вышли на крыльцо.
— Я не похожа на Саванну Сноу и Эмили Эшер. Чародейка всегда остается чародейкой.
Сев на нижнюю ступень и подняв с земли горсть белых камешков, я бросил один из них как можно дальше.
«Я не могу сказать тебе "прощай". Понимаешь, Лена? Не могу».
Она взяла камень из моей руки и бросила его в кусты. Ее пальцы соприкоснулись с моей ладонью. Я почувствовал приятную теплоту и постарался запомнить это ощущение.
«Ты ничего не изменишь. Я исчезну, и вскоре ты перестанешь вспоминать обо мне».
Я упрямый, поэтому пропустил ее последнюю фразу мимо ушей. Третий брошенный камень попал в дерево.
— Ничто не сможет изменить наших чувств. В этом я уверен на все сто процентов.
— Итан, у меня больше нет никаких чувств.
— Не обманывай.
Я швырнул оставшиеся камни в неухоженный двор. Не видно было, куда они упали. Звука падения я тоже не услышал, но уперся взглядом в ту сторону, стараясь проглотить комок. Лена протянула ко мне руку и замерла в нерешительности. Затем она опустила ладонь, так и не коснувшись меня.
— Ну, вот ты и расстроился. Сам виноват. Я не просила тебя приезжать сюда.
— Да, не просила, — огрызнулся я. — Но вдруг завтрашний день навечно разлучит нас? Мы могли бы быть вместе оставшееся время. Однако ты сидишь здесь одна и страдаешь, как будто тебя уже объявили.
Она вскочила на ноги.
— Ты меня не понимаешь!
Я услышал, как за моей спиной хлопнула дверь. Лена вбежала в дом — в свой тюремный блок, или как там она его называла. До знакомства с ней я не дружил с девчонками и не был готов к такому повороту событий. Я не знал, что делать дальше — особенно с чародейкой. Не в силах придумать ничего толкового, я встал, махнул рукой и поехал в школу, как всегда опаздывая на первый урок.
У нас осталось двадцать четыре часа. Над городом проходил фронт низкого давления. Тяжелые брюхатые тучи обещали разродиться снегом или градом. Во всяком случае, погода предвещала что-то мрачное. Урок истории был тому подтверждением. Я посмотрел в окно и увидел похоронную процессию или, точнее, ее некое подобие. За катафалком Равенвуда следовало семь черных «линкольнов». Они проехали мимо школы и направились к особняку Мэкона. Все ребята в классе привстали со своих стульев. Мистер Ли продолжал жужжать об исторической реконструкции битвы на Медовом холме. В учебниках эту битву называли малоизвестным сражением Гражданской войны, но гэтлинцы гордились ею. |