Но тут от комиссии всё зависит, как интерпретируют, как что. В общем, что я получу по шапке, я не сомневался: вопрос в том, насколько.

— И что будет, Ормоша? — жалобно спросила Мила.

— Леший знает, — честно ответил я. — Надеюсь, от работы не отстранят. А штраф и прочее потянем, думаю.

— Потянем, конечно, — покивала Мила. — Да и не виноват ты, — на что я пожал плечами.

 К обеду прибыла Люц, поужасалась, покислела, да и осталась с нами, считать и печалиться.

 Так до вечерней явки комиссии и просидели, проводя расчёты. Не сказать, чтобы эффективно, но хоть время заняли. Но сидели, как на иголках. А четвёрка суровых дядек меня и Милу опросили, да и молча кабинет покинули.

 Домой наша троица вернулась траурная, причём, никак о бесоёбах дохлых не жалея. Ну, я-то точно не жалел придурков. Да и злился на бесоёбство ихнее, а как девчонки — точно не ведаю.

 И вот, наутро прибываю я в Академию, Милу в трапезной оставил: кофий попить, да меня подождать. Являюсь к не самому радостному главе, где дядька, персону мою поприветствовав, передаёт мне заключение комиссии, с увлекательными похождениями бесоёбов и их эпичным уходом из жизни.

— Идиоты клинические, — подытожил я прочитанное, не находя возможным вещать “только хорошее” о придурках.

— Можно и так выразиться, — не стал спорить академик.

— Хорошо, что хоть ясно, что приключилось, — продолжил я. — Всеслав Изяборович, какое взыскание?

— Трупам? — выпучил на меня очи Глава.

— Мне, вообще-то! — с некоторым возмущением выдал я.

— А вам-то за что? — вопросил Изяборыч. — Вы тут лицо, скорее, пострадавшее.

— Погодите, Всеслав Изяборович, но я же руководитель, — не понял я.

— Ну да, вот только вы. Ормонд Володимирович этих сотрудников нанимали? — на что я помотал головой.

— Но я же проверял сотрудников и несу ответственность. Не в том смысле, что непременно надо, чтоб меня наказали, — под хмурую усмешку академика уточнил я. — Просто понять хочу.

— Ну смотрите тогда, Ормонд Володимирович: вам Академия в управление предоставила штат. Не вы его набирали, а вам предоставили, ощущаете разницу? — уточнил он, на что я кивнул. — Ежели бы вы откровенного неумеху или недоумка покрывали, а он подобное сотворил — тогда да. А так — вы имеете образования психолога? — на что я помотал головой. — А психологии руководителя? — опять, соответственно помотал головой. — Соответственно, выходит, что вы сделали более, чем могли: сии лица не проявляли безалаберности более, чем один раз. Не орали, что лабораторию к бесам взорвут, — хмыкнул Изяборыч. — А ваши пугательные и наставительные таблички в деле фигурируют и комиссией отмечены. Как и беседа с погибшими. Тут скорее к Клавдию Васильевичу, который необходимыми знаниями обладает, могли бы быть претензии. Но не будет — безумия сии лица не проявляли, и выявить его он не мог.

— А чья вина тогда выходит? — задумался я.

— Так погибших и вина. Считайте — самоубийцы. Семьи ни выплат, ни компенсации не получат, пусть спасибо скажут, что Академия долгов не навешивает. А так — самоубийство чистой воды, которое в вину ставить кому бы то ни было, кроме самоубийцы, глупо. Кстати, категорически вам рекомендую… хотя бес знает, когда вы это делать будете, — сам себя перебил Глава. — В общем, при оказии, психологию руководителя вам изучить рекомендую, Ормонд Володимирович.

— При оказии — непременно, — растерянно ответил я и откланялся.

 Прихватил Милу и отправился дальше трудиться. Всё же, в этой, как не крути, трагедии, были и положительные моменты.