— Да, ваша светлость, — ответил он.

Несколько мгновений герцог проницательно смотрел на него.

— Кажется, вы хотели сказать мне что-то еще.

На суровом лице Тома Грандисона отразилось облегчение.

— Вашей светлости будет неприятно это слышать, — заговорил он, глядя в сторону. — Мы, шахтеры, уже бог знает сколько лет добивались правды и у мистера Хетфилда, и у Пархемов — никто не хотел нас слушать. А дело в том, что старая плотина прогнила насквозь, и в любую минуту река может прорвать ее. и затопить весь город.

Наступило молчание. Затем герцог выругался сквозь зубы.

— Черт побери, вы сами-то понимаете, что это значит? — Схватив шахтера за руку, он повел его в кабинет. — Расскажите мне все подробно. Вы умеете писать? Сможете начертить план города?

Шахтер только кивал, смущенный и обескураженный таким натиском.

— Миссис Кодиган, — обернулся герцог к домоправительнице, — куда запропастился Помфрет? Найдите его и велите принести пива для Грандисона и бренди мне!

Миссис Кодиган как раз закрыла дверь за остальными шахтерами.

— Том Грандисон не пьет пива, ваша светлость, — сообщила она. — Он проповедник в методистской церкви, а методисты в рот не берут спиртного.

— Интересно. Очень интересно! — Герцог Уэстермир смотрел на молодого шахтера со все большей симпатией. — Хорошо, тогда чашку чаю и бутербродов с сыром на двоих.

Дверь за ними захлопнулась. Миссис Кодиган вздохнула и поспешила на поиски дворецкого. Мэри стояла, словно прикованная к месту, тупо глядя на цветные створки двери. Душу ее переполняло отчаяние.

Уэстермир смотрел прямо на нее и как будто не заметил! Даже не кивнул! А теперь он долго не выйдет из кабинета. Похоже, Том Грандисон совершенно очаровал его своим умом, чувством собственного достоинства и преданностью делу.

Мэри искренне радовалась за своего друга-шахтера… но больше радоваться было нечему.

23.

Команда слуг под недремлющим оком Помфрета собрала со стола пустые тарелки и начала расставлять бутылки портвейна и сухого французского вина.

В столовую вошел лакей, что-то прошептал на ухо дворецкому и исчез.

Помфрет молча обменялся взглядами с герцогом и, получив от него молчаливое позволение заговорить, провозгласил обычным траурным тоном:

— Ваша светлость, судья очень сожалеет, что не сможет отужинать с вами. Он опасается переходить реку — вода стоит уже вровень с мостом.

— По мне, так пусть остается на том берегу, — шепнул Мэри Реджинальд Пендрагон. — Я слышал, что здешний судья — бесхребетный человечишка, верный слуга Хетфилда и Пархемов. Вы его знаете?

— Откуда мне его знать? — поежившись, ответила Мэри. — Меня никогда еще не привлекали к суду!

При этих словах она испуганно покосилась на герцога — но тот, как всегда, элегантно одетый и красивый до умопомрачения, энергично расправлялся с десертом и не обращал на свою невесту ровно никакого внимания.

Разговор за ужином шел о Томе Грандисоне. Герцог превозносил шахтера до небес, уверяя, что у этого парня научный склад ума и что он заслуживает большего, чем всю жизнь копаться в угольной пыли.

— Скажите, — нервно заговорила Мэри, — судья собирался прийти к вам на ужин, чтобы поговорить о… об убийстве?

Герцог молчал, а может быть, просто не слышал.

— Понятия не имею, мисс Мэри, — ответил Пендрагон, взглянув на нее с интересом. — Его светлость ничего мне об этом не говорил.

«Хорошо, что судья остался дома!» — вздрогнув, подумала Мэри.