«Наверное, стоит, чтобы с вами поехал один из конюхов, мисс Кандида», – говорю я ей.

«Нет, спасибо, Гартон, – отвечает она. – Я хочу поехать одна. А кроме того, ни одна лошадь, кроме Грома, не может бежать так же быстро, как Пегас».

Мы и раньше смеялись с ней по этому поводу, и я посмеялся бы и на этот раз, если бы не видел, что она выглядит больной, будто в обморок готова упасть.

«С вами все в порядке, мисс?» – спрашиваю я.

«Все нормально, – отвечает она. – Помогите мне взобраться в седло, Гартон, у меня немного болит рука».

«Только не говорите, что у вас ревматизм, мисс», – улыбаюсь я.

«Нет, дело не в этом, – отвечает она. – Просто я упала и слегка ушибла руку, но это скоро пройдет».

Я помог ей сесть в седло; легкая она, будто пушинка. Но когда она взглянула на меня сверху вниз, в ее лице было что-то такое, от чего у меня сердце защемило, честное слово, мистер Адриан.

«До свидания, Гартон, – говорит она, – и спасибо вам за всю вашу доброту».

И она уехала.

– У вас тогда не мелькнуло мысли, что она не вернется? – спросил Адриан.

– Я боялся и думать о таком, – ответил Гартон. – Я не согласился бы расстаться с мисс Кандидой или Пегасом за все деньги, что есть в Английском банке.

– Я тоже, – согласился Адриан.

Он вернулся в дом и стал ждать, пытаясь прикинуть, сколько времени займет у лорда Манвилла поездка по сельской местности до Литтл-Беркхэмстед. Точного расстояния он не знал, но ужин уже безнадежно остыл, когда лорд Манвилл вернулся.

Как только Адриан услышал шаги своего опекуна в холле, то понял, что поиски были безуспешными. Но все же он не удержался и задал сам собой напрашивающийся вопрос:

– Узнал что-нибудь о ней?

– Старый конюх не видел ее и ничего о ней не слышал, – ответил лорд Манвилл, – но он рассказал мне о Кандиде много такого, о чем я сам должен был догадаться сразу же, как только встретил ее. Я видел могилу ее родителей на кладбище и дом, в котором она жила. Эх, Адриан, как же я мог хотя бы на мгновение подумать, что она прелестная наездница? Я снова и снова задавал себе этот вопрос каждую секунду по пути домой.

В его голосе звучало такое страдание, что Адриан мягко заметил:

– Мне кажется, большинство людей видят во всем то, что предполагают увидеть. Это и ввело тебя в заблуждение. Кандида как-то раз сказала мне, что мы слишком мало доверяем нашей интуиции, идет ли речь о лошадях или о людях.

– Я не доверял ей вообще, – с горечью отозвался лорд Манвилл.

Регулярно, день за днем, лорд Манвилл уезжал из дома утром и возвращался вечером. Адриану казалось, что с каждым днем лорд становится все добрее, доступнее, но совершенно очевидно – несчастнее. Он так похудел, что одежда болталась на нем как на вешалке, но, как ни странно, это ему шло. Он бросил былые увеселения, прекратил свой беспутный образ жизни, который, даже при крепком телосложении и отменном здоровье лорда, начинал давать о себе знать.

Через неделю Адриану уже трудно было представить себе, что лорд Манвилл когда-то был тем грозным и суровым опекуном, которого он ненавидел и боялся.

Теперь они разговаривали как мужчина с мужчиной, как двое людей, потерявших нечто ценимое и любимое ими обоими. И иногда могло показаться, что Адриан был старше и мудрее, и лорд Манвилл обращался к нему за помощью и советом.

– Что же мне делать? Куда идти? – без устали вопрошал лорд, возвращаясь домой после дня бесплодных поисков. – На что она может жить? Ей ведь нечего продать.