– Это просто великолепно! – воскликнула она. – Лучшее из того, что вы написали!

Он слегка покраснел от ее похвалы, но выражение его лица тут же изменилось, когда она добавила:

– Почему бы вам не показать ее вашему опекуну?

– Нет-нет, – быстро ответил он. – Его светлость не одобрит этого: я никогда еще не видел его в таком хорошем расположении духа, и мне не хотелось бы портить его.

Когда лорд Манвилл вошел в комнату, Адриан быстро спрятал поэму во внутренний карман своего пиджака и предостерегающе взглянул на Кандиду, как бы еще раз прося не выдавать его секрет.

Она успокаивающе улыбнулась ему, и лорд Манвилл, подходя к ним, снова с раздражением задал себе вопрос: что же они от него скрывают?

Но сегодня он уже не думал об этом и искренне смеялся над каким-то шутливым замечанием Кандиды, когда они возвращались домой.

– Сегодня после обеда зал для верховой езды будет готов, – сказал он. – Может быть, мы поработаем с Пегасом, посмотрим его аллюры?

– О, правда? – обрадовалась Кандида. – Это было бы замечательно!

Она уже знала, что в Манвилл-парке был не только крытый зал для верховой езды, но и открытая площадка, напоминавшая миниатюрный ипподром.

Отца лорда Манвилла с возрастом мучил все более сильный ревматизм, и в конце концов он уже не мог ездить верхом, но это не мешало ему руководить обучением своих лошадей, и он никогда не позволял, чтобы лошадь объезжали без его надзора.

Эти две площадки для верховой езды были для него почти единственной радостью в последние годы жизни. Зимой он руководил конюхами в крытом зале, а летом прелестный маленький открытый ипподром, расположенный за конюшнями, был местом, где он проводил многие часы, обучая не только лошадей, но и наездников.

– Я велел, чтобы отремонтировали барьеры, – сообщил Кандиде лорд Манвилл. – И Гартон сказал, что специально для нас обновили яму с водой.

– Для Пегаса это будет что-то новое, – сказала Кандида. – Он никогда раньше не прыгал через ямы с водой. Мне будет обидно, если у него не получится.

– Получится. Я уверен, – заявил лорд Манвилл.

Кандида повернулась к нему, ее глаза возбужденно сияли, губы слегка приоткрылись, и у него уже в который раз за последние несколько дней мелькнула мысль, что она одна из самых прелестных женщин, которых он когда-либо видел.

Он постоянно наблюдал за ней и почти бессознательно ставил ей маленькие ловушки, чтобы проверить, не являлись ли ее мягкость и доброта лишь фасадом. Но она, как и ее конь, была безупречна.

«Должно быть, в ней есть благородная кровь», – думал он и не мог не сравнивать ее с породистыми, чистокровными лошадьми, на которых она скакала так бесстрашно и с такой грацией, что ей могла бы позавидовать любая наездница, какой бы опытной и искусной она ни была.

Очень удивляло лорда Манвилла и то, что, несмотря на мягкость Кандиды в обращении с лошадьми, они не злоупотребляли этим и никогда не выходили из повиновения.

Он много раз видел женщин на лошадях и уверовал в то, что наездницы, жестоко обращаясь со своими животными, действовали правильно, что только таким методом можно было объездить и обучить лошадь. Теперь же он начал сомневаться в этом.

«Может быть, это какая-то странная, экзотичная причуда их характера? – спрашивал себя лорд Манвилл. Очень уж резок контраст: они так милы и покорны в постели – и почти маниакально жестоки к животным, на которых ездят».