Мускул дрожал на его щеке, и Сара знала, что он выдает некое глубокое, непокорное чувство. Она будет помнить каждую его изысканную фразу, каждую интонацию его голоса — будет помнить всю жизнь, и сама эта память будет для нее как боль.
— Ведь есть что-то, что вы хотели бы, чтобы я сделала, разве не так? — с горечью спросила она. — Принять правду?
— Я наговорил вам много неприятных вещей, Сара, в тот последний раз, когда мы стояли здесь вместе. В то время я не знал вас по-настоящему, я еще не научился… не научился любить вас. Вот я и сказал это, несмотря на всю мою решимость хранить молчание. Что бы ни готовило нам будущее, моя любовь к вам останется неизменной, но, по всей видимости, безответной.
Он прижал холодные пальцы Сары к своим щекам, потом поцеловал их, как тогда в Клэверинге. И так же, как в тот раз, едва он отпустил ее ладонь, она стиснула руки и медленно двинулась вверх по ступеням.
Леди Торренс в оборчатом ночном чепце и нарядной накидке бестолково суетилась, пока слуги вносили багаж. Саре пришлось три раза спросить ее об Энтони, прежде чем мачеха смогла дать ей ответ.
— Он получил по заслугам, вот и все, — ответила мачеха, не сводя глаз с Берты, несшей наверх шкатулку с драгоценностями. — Подагра у твоего отца не проходит, так что он мучается одышкой. Боюсь, я проговорилась, что Криспин в Клэверинге. Была такая неприятная сцена, что я едва не потеряла рассудок и вынуждена была послать за нюхательными солями. Криспин приехал с тобой? Где он?
— Он остановился на квартире доктора Трехерна.
— О, дорогая, еще один аболиционист. Сара, не упоминай при отце имени Криспина. Сейчас он в постели и, наверное, поднимется очень поздно, но когда ты его увидишь, умоляю, помни…
— Мама! — в отчаянии перебила ее Сара. — Я очень устала и хочу прямо сейчас отправиться в постель.
— Конечно. Берта, не стой там разинув рот. Немедленно отведи свою хозяйку наверх.
В спальне леди Торренс принялась расхаживать туда-сюда, мешая горничной.
— Честно сказать, не знаю, что ты решишь в отношении Энтони. Конечно же я никогда не была сторонницей этой партии, зная, каким успехом он пользуется у женщин. Одна надежда на то, что твой отец не узнает правды обо всем этом деле.
— ПапА не знает?! — в изумлении воскликнула Сара.
— Он поверил истории о разбойнике. Думаю, это к лучшему. Ты заметишь в нем перемену, Сара. Он очень страдает от болей, и это не улучшило его характера. Думаю, если он узнает, что Энтони дрался на дуэли, за другую женщину…
— Да, матушка, я понимаю. Думаю, он рассердится.
— По моему мнению, он разорвет вашу помолвку. Так что, пока я не повидалась с тобой, Сара, пока не услышала твоего мнения… Что ты думаешь? Что ты станешь делать?
Сара изо всех сил пожелала, чтобы на месте ее мачехи сейчас была Мэри. Мэри, которая, не теряя ни минуты, позаботилась бы о том, чтобы она была раздета и легла в постель, и которая превосходно знала, когда следует прекратить болтать и оставить ее одну.
— Мама, я очень устала в дороге, — сказала Сара. — Завтра, когда я повидаюсь с Энтони…
Наконец она оказалась в собственной кровати, а Берта неслышно двигалась по комнате, собирая ее одежду.
— Отправляйся спать, Берта, — приказала Сара. — Ты, должно быть, тоже измучилась. Нет ничего такого, что не могло бы подождать до утра.
— Вы не хотите, чтобы я осталась, пока вы не уснете, сударыня? Вдруг вам что-нибудь понадобится.
— Боюсь, ты не сможешь дать мне того, что я хочу.
Горничная глубоко вздохнула:
— Да, мисс Сара, думаю, что не смогу. |