Итак, не было никого, с кем бы Лили могла поговорить. Она стояла в холле, около кабинета Сибиллы, испытывая неуверенность и страдая от одиночества, почти напуганная. Она знала, что нужно идти к себе, садиться за работу, читать почту, готовиться к очередной записи четверговой программы «Дома с преподобной Лили Грейс», к предстоящей воскресной проповеди и встречам с прихожанами в Арлингтонском клубе Ротари, но у нее не было сил сосредоточиться. Ей нужно было, чтобы кто-нибудь подсказал, как поступить.

Она пробыла в холле не более минуты, когда появился Гас. Увидев его, Лили поняла, что ждала именно этой встречи. Он бросил беглый взгляд на закрытую дверь кабинета Сибиллы:

– Вы говорили обо мне?

– Нет, – ответила она, остолбенев, – почему ты так решил?

Его лицо разгладилось:

– Мне показалось, что Сибилле, возможно, не понравится, что мы с тобой подружились.

Он пристально посмотрел на Лили:

– С тобой все в порядке? Хочешь с кем-нибудь поговорить?

– Да, – призналась Лили, – сейчас я нуждаюсь в этом больше, чем в чем-либо.

Он взял ее за руку и крепко удерживал, пока она не расслабилась.

– Пойдем побродим; хочешь я отвезу тебя куда-нибудь? В горы?

– О да, отлично.

Лили ощущала тепло его руки, крепко сжимавшей ей ладонь. «Я люблю тебя», – невольно подумала она. Ей захотелось, чтобы он ее обнял и прижал к себе, как, бывало, поступала Сибилла, когда они жили в Уотергейте, чтобы она ощутила себя в безопасности. «Я люблю тебя», – вновь подумала она и задрожала. Ей двадцать три года, и за все эти годы лишь троим людям она говорила о своих чувствах: Руди Доминусу, Квентину Эндербаю и Сибилле.

По дороге в горы Гас рассказывал о себе, но Лили не была столь же внимательна, как обычно, и он замолк. С шоссе, проходившему по водоразделу Скайлайн Драйв, время от времени открывался обширный вид на туманную долину Шенандох в одну сторону и на охотничьи угодья Вирджинии – в другую. На одном из многочисленных поворотов Гас остановился, и они вышли из машины. Лес был полон ароматов, свежести и прохлады: сумак, клены и другие деревья, названия которых Лили не знала, образовывали крышу над ними, и над петляющей тропинкой. Лили была переполнена ощущением свободы.

– Как прекрасно! – воскликнула она.

Гас состроил для нее подобие улыбки. Ему претили этот лес и прогулки; он ненавидел эти горы. Он предпочитал рестораны, номера мотелей, телестудии и салоны шикарных автомобилей. Если бы он не был уверен, что она дозрела, он и близко не подошел к этой чертовой Гряде Синих Гор.

– Восхитительно, – проговорил он. – В одной из проповедей ты говорила о горах.

– О, неужели ты помнишь! Спасибо тебе, Гас. Мне очень приятно, когда люди помнят мои слова!

Они продолжали идти. Гас с неприязнью смотрел на грязь, прилипшую к ботинкам. Лили сорвала маленький цветок и нежно держала его, боясь ненароком повредить лепестки. Легкий ветерок играл прядями ее волос. Она поворачивала голову из стороны в сторону, вдыхая запах листьев и влажной земли.

– Как много красоты в этом мире, – проговорила она, посмотрев на Гаса и смущенно улыбнувшись. – Ты тоже чувствуешь это; я знаю, это так важно для меня; иногда мне кажется, что в этом сокрыт смысл жизни. В мире так много вещей, которых я не понимаю – мне страшно; я многого не знаю и поэтому часто ошибаюсь, но если бы я могла быть рядом с тем, кто чувствует так же как я, мне было бы не так страшно.