– Джеймс и Ворман, – сказал Ник, – похоже, у вас в правлении раскол.

Олсен промолчал.

– Несомненно, это не может повлиять на ваши решения, – умышленно проговорил Ник, – если вы единодушны по вопросам управления Фондом и состояния дел с Грейсвиллем, то нет проблем.

Олсен вздохнул.

– Двое работников из вашей компании были у нас и задавали вопросы. Валери Стерлинг и Эрл де Шан. Полагаю, они действовали с вашего согласия.

– Да, – ответил Ник.

– Я беседовал с Валери Стерлинг. Ее вопросы были хорошо подобраны и приводили в замешательство. Они побудили меня пристальнее взглянуть на организацию, которой я, вероятно, уделял недостаточно внимания. Лили Грейс, очаровательная и одаренная юная женщина, мне кажется, заворожила нас всех. Мы поверили ей и поэтому доверяли всему остальному. Однако вопросы миссис Стерлинг, эта демонстрация… Для чего кому-то понадобилось затевать подобную акцию, если нечего опасаться? Короче, я больше не верю коллегам и чрезвычайно обеспокоен, хотя не имею для этого реальных оснований.

Ник переключил телефон, чтобы Валери вместе с ним могла слышать Олсена. Она написала ему на листке: «финансы».

– Есть способ разрешить многие из ваших сомнений, – сказал Ник Олсену, – если бы мы могли взглянуть на бухгалтерские отчеты Фонда.

Олсен снова вздохнул:

– Я понял вас. Чтобы выяснить, куда идут средства. Но я не могу предоставить вам учетные книги, если вы это имеете в виду.

– Но вы могли бы помочь взглянуть на них инспектору, контролирующему правильность ведения финансовой деятельности, который хотел бы на них взглянуть.

Последовала тишина.

– Мог бы, – медленно произнес Олсен, – думаю, они в офисе в Грейсвилле.

– У меня есть фамилия инспектора, – продолжал Ник ровным голосом, стараясь не выдать нараставшее волнение, – он знаком с деятельностью религиозных организаций, участвовал в проверке счетов Беккеров в фининспекции. Возможно, вы захотите позвонить ему и договориться.

Олсен почувствовал сильное отвращение. Ему нравились голос Ника и его осторожные выражения, он был преисполнен восхищения, когда смотрел его выступление по телевидению. Заявление президента РαН не подливало масла в огонь; он ни на кого не нападал; не назвал пи одного имени; даже сделал комплимент тем, кто пытался причинить ущерб его телекомпании. То был образец умного и взвешенного ответа, что Олсен ценил превыше всего на свете. Он слишком хорошо знал, что люди часто высказывают первое пришедшее в голову, не думая и не заботясь об оттенках значений или возможных неверных толкованиях произнесенных ими слов.

Однако сама мысль о тайном проникновении в офис Фонда «Час Милосердия» и предоставлении возможности инспектору совать нос во все углы в поисках компрометирующего материала вызывала у него чувство брезгливости. Олсен пришел в Фонд, чтобы нести любовь и умиротворение, чтобы помогать миллионам нуждающихся, гораздо большему их числу, чем он был в силах охватить, продолжая проповедовать в церкви или донести как преподаватель. Он пришел творить добро, а не шпионить.

В то же время демонстрация вызывала у него чувство негодования и отвращения. К тому же, на него действовали вопросы Валери. И, наконец, самое важное – заявление Ника. Его цивилизованный тон подспудно подточил преданность Олсена Фонду.

– Назовите фамилию инспектора, – решился он наконец.

На следующий вечер, когда сотрудники офиса завершили рабочий день, преподобный Ларс Олсен и Элвин Спир из фининспекции приветствовали охранника, стоявшего на посту у входа в небольшой домик, расположенный на территории Грейсвилля.