В апреле, в день ежегодного банкета Географического общества, Феликс, расположившись у окна в залитой солнцем гостиной, писал письмо Рене. Комнату наполнял аромат фиалок и нарциссов; за окном в лучах весеннего солнца сверкала река. И на душе у Феликса было солнечно. Хорошие вести о Маргарите обрадовали его так, словно он был знаком с сестрой друга и любил её. Она наконец по-настоящему излечилась и с каждым днём набирается сил и бодрости. Она уже научилась ходить на костылях, хотя это далось ей нелегко, выезжала в коляске вместе с Рене и два раза гуляла в саду. «В будущем месяце, – писал Рене, – мы уедем отсюда. На лето отправимся в Мартерель, а в сентябре думаем снять квартиру в Париже. Если мне удастся получить место в университете, мы будем вполне обеспечены. Маргарита надеется осенью познакомиться с вами. К тому времени она уже будет обходиться без костылей».
– Вас спрашивает какой-то господин, – сказала, входя, квартирная хозяйка.
То был синьор Джузеппе. Он заявил, что пришёл по делу. Не уделит ли ему господин Риварес несколько минут; он должен обсудить с ним один важный вопрос.
Феликс отложил письма, стараясь угадать, что же потребует от него синьор Джузеппе: денежной помощи для своей партии или серию статей о положении в Италии?
Он был крайне изумлён, услыхав суть дела. В четырех северо-апеннинских легатствах готовится вооружённое восстание. Эти «маленькие частные преисподние» официально находятся под управлением кардиналов – папских легатов, на самом же деле там самодержавно правят их фавориты, вымогатели и любовники их любовниц. План таков: тайно снабдить оружием недовольных горцев; и по сигналу из городка в легатстве Болонья, переданному из провинции в провинцию при помощи зажжённых в горах сигнальных костров, вооружённые повстанцы двинутся к четырём главным городам провинций, возьмут приступом дворцы, захватят в качестве заложников легатов и продиктуют свои условия Риму.
Изумлённый Феликс не сразу нашёлся, что ответить.
– Прошу прощенья, – наконец сказал он. – П-подобные планы либо пустая болтовня, либо должны держаться в строжайшем секрете. Почему вы говорите все это мне, иностранцу, человеку совершенно постороннему и вам почти неизвестному?
Синьор Джузеппе улыбнулся.
– Лично мне – неизвестному, это правда. Но постороннему…
– Да, – отвечал Феликс, прямо глядя ему в глаза. – Поймите меня, пожалуйста, правильно. Постороннему.
– Вы хотите сказать, что мы не можем на вас рассчитывать?
– На меня рассчитывать?
Синьор Джузеппе положил локти на стол и подпёр подбородок ладонями.
– Мне нужен человек, который помог бы организовать восстание. Он должен уметь обращаться с самыми отчаянными людьми, справляться с внезапными трудностями, должен уметь провести через горы людей и вьючных животных. И он должен знать, как заставить себе повиноваться. Здесь пригодился бы опыт, который вы приобрели в Южной Америке. Меня не интересует ни ваше прошлое, ни почему вы выдаёте себя за иностранца. У вас несомненно имеются на то свои причины. Я не прошу, чтобы вы мне доверились, – я доверяюсь вам. Я знаю, когда человеку можно верить. Ну как, вы согласны?
Феликс слушал молча, но в углах его рта трепетала лёгкая улыбка.
– Когда-то и я, синьор, был молод, – сказал он, выслушав итальянца.
Синьор Джузеппе кивнул.
– Вот именно, и вы будете молоды снова.
– О нет, не думаю, – пробормотал Феликс, подняв брови.
Гость не стал его убеждать, он отвернулся и принялся любоваться открывавшимся из окна видом. Несколько минут поболтали о пустяках. Феликс взглянул на часы.
– Я должен просить вас извинить меня. Сегодня предстоит ещё произнести речь на скучнейшем ежегодном банкете, и мне пора одеваться. |