Голоса стаи, сливаясь, взлетали все выше и выше, пока не превратились в единый торжественный зов – в песнь великой ночи.
Мороз пробежал по шкуре Счастливчика, каждая его шерстинка встала дыбом, когда общий вой накрыл его, словно волна, поглотив без остатка. Великая Песнь всегда имела над ним особую власть, именно она неизменно убеждала Счастливчика в том, что его судьба – это стая, а не жизнь одиночки. Великая Песнь дарила ему кровное чувство сопричастности, но никогда еще оно не было так сильно, как этой ночью. Счастливчик открыл глаза, чтобы впитать в себя серебряное сияние Собаки-Луны, но как раз в этот миг легкое облачко заволокло дымкой круглую морду Луны, и дрожь, как ветер, пробежала по стае. В считаные мгновения все собаки очутились в тени – все, кроме двух щенков. Бледный лунный свет продолжал литься на Носишку и Вьюна, в благоговении застывших на белой кроличьей шкуре.
Счастливчик почувствовал, как стоящая рядом с ним Дейзи затряслась всем телом.
– Как будто Собака-Луна знает, что происходит! – прошептала она.
Счастливчик не стал шикать на нее. Конечно, во время Великой Песни не полагалось разговаривать, но сейчас он был полностью согласен с Дейзи. Он сам чувствовал то же самое. Сколько раз, когда ему хотелось провести спокойную ночь, он молил Собаку-Луну защитить его сон, но в глубине души всегда считал свои просьбы простым пожеланием – разве далекая луна могла услышать его и тем более помочь? Но этой ночью он каждой шерстинкой на шкуре верил, что Собака-Луна слышит Великую Песнь и понимает важность происходящего в ущелье.
– Я тоже так думаю, – прошептал он, поворачиваясь к Дейзи.
Постепенно Великая Песнь стала стихать, а потом и вовсе оборвалась, сменившись напряженной тишиной. Альфа опустил свою тяжелую голову и посмотрел на щенков.
– Назовите свои имена! – тихо, но очень отчетливо прорычал он.
Вьюн быстро зажмурился, потом резко открыл глаза, и они вспыхнули серебристым призрачным светом.
– Меня будут звать… – он замолчал. Что-то скользнуло по краю скалы, какая-то быстрая тень промелькнула по камню, шмыгнула в трещину и исчезла, когда Вьюн снова заговорил, его голос зазвучал необычайно сильно и уверенно: – Меня будут звать Жук! – громко провозгласил он. – Быстрый, ловкий и незаметный! Но при этом крепкий и выносливый, с твердой шкурой, которую не всякий враг сумеет прокусить.
Счастливчик услышал негромкое фырканье – ему показалось, что это Стрела попыталась подавить смешок. Однако больше никто не смеялся, все собаки встретили слова Жука одобрительным рычанием.
«Х-мм, – подумал про себя Счастливчик, – это довольно неожиданно… Мне кажется, что нашему Жуку еще расти и расти до своего имени!»
Носишка, стоявшая рядом с братом, тоже открыла глаза Она держалась гораздо спокойнее и даже не взглянула на стаю в поисках поддержки. Ее голосок прозвучал взволнованно, но очень решительно.
– Я очень долго размышляла над своим именем, – сказала Носишка, смущенно глядя в желтые глаза Альфы. – И наконец выбрала. Я буду Колючкой. Незаметной, но острой и смертоносной!
На этот раз Альфа первый издал одобрительное ворчание, которое подхватила вся стая. И только Счастливчик удивленно пошевелил ушами. «Вот уж никогда не подумал бы, что наша Носишка может быть… смертоносной!» – подумал он.
Но, возможно, выбирая себе имя, собака избирает свое будущее, а не описывает настоящее? В таком случае, имя – это то, кем она хочет стать, а не кем является.
А может быть, он просто недооценивал Носишку? Возможно, в ней есть нечто такое, что ускользнуло от его глаз? Хотелось бы знать, какой она станет, когда подрастет…
– По-моему, прекрасное имя, – прошептал Счастливчик на ухо Белле. |