— Верно, не видел, — насмешливо согласился он. — И вы — здесь, чтобы спасти меня от себя самого?

— Да.

— Ага, теперь мы честны друг с другом, — заметил Гренвилл, и его глаза потемнели.

— Когда вы стали таким мрачным — таким циничным — таким несчастным? — вырвалось у Амелии.

Он тут же встрепенулся. И Амелия увидела, как его захлестнула волна гнева. Налив себе еще виски и залпом осушив бокал, он с громким стуком поставил его на стол.

— А вам когда-нибудь приходило в голову, что оставаться здесь — наедине со мной — опасно?

Она задрожала:

— Да, приходило.

— Я не испытываю ни малейшего желания быть спасенным. Вам лучше уйти.

— Не думаю, что мне стоит оставлять вас в таком состоянии.

Гренвилл скрестил руки на широкой груди и медленно расплылся в улыбке:

— Я ошибался. Вы изменились. Та девочка, которую я знал когда-то, была ужасно уступчивой. Она казалась воском в моих руках. А теперь я вижу перед собой упрямую и назойливую женщину.

Его слова пронзили Амелию, как кинжалом.

— Вы страдаете, вот и кидаетесь на всех вокруг.

Он холодно засмеялся над ней:

— Думайте, что хотите.

Амелия понаблюдала, как Гренвилл наливает себе еще один бокал виски, с трудом удерживаясь от желания отнять у него выпивку.

— Я знаю, вы глубоко опечалены. Ваши дети тоже скорбят. Но горе не дает вам права вести себя как избалованный ребенок.

Он бросил на нее грозный взгляд:

— Да как вы смеете отчитывать меня!

— Кто-то должен хорошенько встряхнуть вас и привести в чувство! — в отчаянии вскричала Амелия.

Саймон твердой рукой поставил бокал на стол, на сей раз оставив виски нетронутым.

— Уж вы-то никогда не боялись меня. Даже когда вам было шестнадцать, когда вы были наивной и чистой, как младенец, у вас всегда хватало храбрости, которую мне не удается отыскать в большинстве женщин и большинстве мужчин.

Она была непреклонна:

— Я не собираюсь обсуждать прошлое.

— Но вы действительно внушали мне некоторый страх. Вы все еще склонны наводить ужас? — Его тон казался насмешливым, но взгляд оставался твердым и решительным.

— Гренвилл, в данный момент вы не смогли бы никого напугать.

— Нет, это действительно меня занимает! Я смотрю на вас и вижу ту доверчивую, милую девочку — но потом вдруг обнаруживаю себя стоящим перед языкастой злобной ведьмой!

Амелия вспыхнула:

— Можете оскорблять меня, если вам от этого становится легче! Но я на самом деле не желаю обсуждать прошлое.

— Почему? Оно — здесь, так и маячит между нами, и уже нельзя не замечать очевидного.

— То, что произошло, давно закончилось, и я забыла абсолютно все.

— Лгунья! — бросил Гренвилл, а когда Амелия испуганно вздрогнула, тихо добавил: — Ведь вы пришли сюда, в мои комнаты, когда вас никто не звал, пытаясь спасти меня… Если не знать вас так хорошо, как я, можно сделать весьма недвусмысленный вывод.

Амелия почувствовала, как запылало лицо. А он невозмутимо продолжал:

— Вы и правда хотите начать с того места, где мы когда-то остановились?

Она вскрикнула от негодования, едва удержавшись, чтобы не броситься к Гренвиллу и не влепить ему пощечину.

— Вы ведь знаете, я не настолько глупа, чтобы пойти на это! Как вы можете так со мной говорить, если прекрасно понимаете, что я пришла сюда, чтобы помочь?

— Да, я действительно знаю вас очень хорошо… Вы вечно во все вмешиваетесь из-за своей доброты.