— Это вы предложили устроить обед при свечах для двоих? — спросил он после небольшой паузы.

— Вот приглашение, посланное Розамундой, — сказала Харриет. — Его удалось найти с большим трудом. — Она положила записку на стол между ними и отняла руки, положив их на колени. Они оба поглядели на сторожа в окне, прежде чем Харвелл поднял записку. Он медленно прочитал её.

— Розамунда дала её ненадёжному посыльному во второй половине того дня, когда она умерла. Её должны были доставить вам в клуб. Она потерялась, — тихо сказала Харриет. Он смотрел на неё, лицо его стало пепельным. — Я подумала, что вы должны знать. Надеюсь, что это не заставит вас страдать больше, чем необходимо в данной ситуации.

Голосом, полностью лишённым жизни, он прошептал:

— Она, возможно, сказала бы мне, если бы я не схватил её за горло.

Харриет встала, готовая уйти:

— Если есть что-нибудь, что я или лорд Питер можем сделать для вас…

— Ничего нельзя для меня сделать, — сказал он. — Я в состоянии оплатить хорошего адвоката. Подождите секунду; позвольте мне ещё немного поговорить с вами. Никто больше не услышит от меня ничего. Вы же видите, я думал, что так жестоко, так ужасно обманут, я считал, что вёл себя как последний дурак, обожая презренную женщину… бедная Розамунда! Как ужасно для неё: она-то, должно быть, думала, что я приехал в ответ на её зов, а я… а я…

— Боюсь, что я должна забрать записку с собой, — сказала Харриет.

— О, да! — сказал он нетерпеливо, пододвигая её через стол. — Но, да, есть кое-что, что вы могли бы сделать. Попросите лорда Питера, чтобы эту записку зачитали в суде, чтобы вся вина легла на того, на кого и должна лечь, а её имя было очищено от любой грязи. Я получу, что заслуживаю, но пусть её репутация останется незапятнанной.

— Думаю, что записку можно использовать, как вы хотите.

— Покажите всем, что всё это было ужасным недоразумением, что это не было ни её виной, ни моей.

— Прощайте мистер Харвелл. Мне жаль вас.

— Я смогу теперь думать о ней без горечи всё то время, которое мне осталось, — сказал он. — А думать о ней — это всё, что у меня осталось.

Харриет взяла записку и сделала знак надзирателю, что хочет уйти. Она вновь шла по бесконечным коридорам позади надзирателя, немного удивляясь, что может свободно идти, может выйти на свободу. Когда внешние ворота позади неё закрылись, она — совершенно по-детски — бросилась бежать, жадно глотая воздух серой лондонской улицы, как если бы только что вынырнула из глубины на поверхность.

— Не нужно было этого делать, — сказал Питер Уимзи. — Я сходил бы сам, полагаясь на твоё слово, что так следует поступить.

— Ты защитил бы меня? — спросила Харриет.

— Я сберёг бы твои чувства. Наверное, всё это было для тебя ужасно.

— Именно поэтому я должна была сделать это сама. Я должна была убедиться, что рана зажила и что я могу делать то, что может делать любой другой.

— Почти все готовы забыть про Харвелла и предоставить его собственной судьбе.

— Правда о нем самом, о том, что он сделал, и так достаточно ужасна, но оставить его мучиться из-за неправды, из-за ложной мысли, что Розамунда обманула его…

— Надеюсь, что он был тебе благодарен, Харриет.