— Фантастика, — сказал Гастон Шаппарель. — Считаете себя практичными людьми, а на деле ваша империя держится только именем и мечтой. Вы смеётесь над своими собственными традициями и уверены, что весь мир будет их уважать. Но это срабатывает. Именно это и есть самое удивительное.

— Возможно, это не продлится долго, — сказал Питер Уимзи.

— Это будет длиться, пока вам не придёт в голову заняться теоретизированием. Вы — как сороконожка, которая отлично бежала, пока не попыталась объяснить, какая нога должна идти после какой. Задавайте любые вопросы, какие вздумается, но никогда не пытайтесь ответить на них. Как только вы посадите себе правительство, которое никто не смеет критиковать, откроется широкая дорога для бронированных автомобилей, телохранителей, вооружённых до зубов, и железной дисциплины, тяготеющей к истерии. Я потрясён. При всём моем цинизме я потрясён.

Они медленно спускались внутри здания, остановившись на мгновение, чтобы поблагодарить чиновника, который предоставил им место на крыше. На одной из площадок они с удивлением приветствовали Харвеллов, за которыми на буксире тянулся старый мистер Уоррен. После нескольких банальностей возникло предложение пройти что-нибудь выпить на Одли-сквер. Мгновенное колебание Розамунды дало Шаппарелю шанс.

— Замечательно! — сказал он с такой уверенностью, чтобы отказ казался невозможным. — Мне хочется увидеть двух своих моделей вместе. Они подчеркнут новые аспекты друг друга для меня.

— Боюсь, — сказала Розамунда, — это утомит отца.

— Нисколько, моя дорогая, нисколько, — сказал мистер Уоррен. — С чего бы? Значит, леди Питер, мистер Шаппарель пишет также и вас?

Харриет начала объяснять, что они с Питером только что были в студии, когда Шаппарель перебил:

— Этот мужчина осторожен. Он приехал, чтобы узнать, умею ли я рисовать, прежде, чем согласился на портрет. Я показал свою работу. Нет необходимости интересоваться результатом. Я напишу его жену. Hein?  Надеюсь, вы не станете утверждать, что я плохой художник.

— Вы — дьявольски хороший художник, — сказал Уимзи с акцентом на наречии.

— Вам нечего бояться, — ответил Шаппарель с едва заметным акцентом на местоимении.

Харриет заметила, что взгляд Харвелла вспыхнул, как если бы, несмотря на контекст, слова эти напомнили ему, что Шаппарель имеет определённую репутацию не только как художник, но и как мужчина.

Питер спокойно сказал:

— Я это прекрасно знаю, Шаппарель.

Настала очередь Розамунды заметить, как тень пробежала по лицу Харриет. Очевидно, эти неоднозначные фразы имели для неё вполне ясное значение.

— Тогда, — торжествующе заключил художник, — мы начнём наше позирование завтра.

— Вы должны согласовать это с моей женой. Когда дело касается двух трудолюбивых художников, творящих по расписанию… — жестом Уимзи снял с себя всякую ответственность. — Меж двух огней! — Он открыл дверь автомобиля.

Розамунда Харвелл, рискованно сжав пальцами ножку бокала из уотерфордского стекла, испытывала невероятные мучения. Сквозь весёлый барьер беседы, ведущейся между тремя мужчинами рядом с ней, она могла слышать фрагменты того, что её отец говорил Харриет. С абсолютно искренним отсутствием такта он рассказывал о своём тюремном опыте. Харриет, сочувственно склонив темноволосую головку, слушала, проявляя живой интерес. Конечно же, это должно было произойти. Это происходило каждый раз. Если бы только отец спокойно оставался на своём побережье! Без сомнения, там он также распространялся обо всём этом, пока не узнали все.