— Вы смотрите уж слишком глубоко, месье Шаппарель.

7

Зачем здесь, рыцарь, бродишь ты

Один, угрюм и бледнолиц?

Осока в озере мертва,

Не слышно птиц.

Джон Китс

— Мистер Эймери, не так ли? Я — леди Питер Уимзи — Харриет Вейн.

Харриет уже прошла было мимо понурого молодого человека, сидящего, опустив голову на руки, на скамейке в парке, когда узнала его, а теперь уже он тупо глядел на неё, как будто не узнавая.

— О… о да, конечно, — запоздало произнёс он, вскакивая и пожимая руку, которую она подала ему. — Мне очень жаль… я…

— С вами всё в порядке? — спросила она. На нём было немного потрёпанное пальто, пуговицы расстёгнуты, а рука, которой он дотронулся до неё, была твёрдой и синей от холода, да и вообще он выглядел немного не в себе. Похоже, его била дрожь.

— Не думаю, что когда-либо со мной вновь будет всё в порядке! — сказал он.

— О, не надо так, — возразила Харриет. — Вы просто очень замёрзли. Сколько времени вы просидели тут на скамье?

— Века. Не помню.

— Пойдёмте со мной, — решительно сказала Харриет. — Выпейте горячий бульон или кофе с бренди.

— Я не могу себе позволить ничего, — сказал он. — У меня ни пенни.

— Но я могу… — начала было Харриет, но, сразу поняв, что будет лучше, если вопрос об оплате вообще не поднимать, закончила: — я могу предложить вам что-нибудь дома. Это недалеко. И пожалуйста, не спорьте. Вам действительно необходимо что-то горячее. Вы же не хотите упасть в обморок прямо на улице.

Он покорно поплёлся рядом с ней. Секунду или две она позволила себе пожалеть о потерянном рабочем дне. У неё вошло в привычку, когда глава не шла, быстрым шагом прогуляться по парку, и часто оказывалось, что по возвращении в ней происходила таинственная метаморфоза и становилось очевидным, в каком направлении двигаться дальше. На сей раз прогулка заставила отложить главу до завтра, но едва ли можно было бросить собрата-писателя замерзать чрезвычайно морозным январским днём, даже если этот собрат и вёл себя как последний осёл — не правда ли? — у которого не хватает ума уйти с холода в дом.

В пустой гостиной на Одли-Сквер горел яркий огонь, и Харриет, усадив гостя перед ним, вызвала Мередита.

— У нас есть бульон, Мередит? Или просто что-нибудь горячее, как можно быстрее?

Мередит спокойно оценил дрожащего гостя.

— Могу посоветовать, ваша светлость, джентльмену не сидеть так близко к огню, чтобы не обжечь обмороженные места, а я немедленно принесу немного бренди.

— Спасибо, Мередит. То, что нужно.

Она наблюдала за Клодом и видела, как тепло, еда и бренди прекратили дрожь в конечностях и постепенно превратили его руки и лицо из синевато-бледных в бледно-розовые. Но он продолжал выглядеть совершенно подавленным.

— Вам лучше? — спросила она, когда Мередит убрал поднос.

— Вы не должны были беспокоиться обо мне, — неблагодарно заявил Эймери. — Другие… никто не беспокоится.

— Разве Лоуренс Харвелл не ставит вашу пьесу? — спросила она.