|
— У меня нет сейчас денег, еще с прошлой партии не раскрутился. Жилин дрожащими руками натянул халат и попытался было включить свет, но его тут же остановили: — Не надо, темнота — друг молодежи. А что касаемо товара, так ведь мы компаньоны и поверим в долг. Ну, скажем, на неделю. Какой нынче день-то? — Визитер посмотрел на часы, и стало видно, что рука у него напоминает клешню огромного краба-трупоеда. — Так вот, в следующий понедельник вы, Сергей Иванович, получите новую партию и отдадите должок за старую. Ну а не сумеете, не обижайтесь — включится счетчик. Тик-так-тик-так! — Незнакомец засмеялся, и Ломоносов похолодел: — Да ведь здесь товару столько, что за месяц не перелопатить, вы же меня просто раком ставите! — Э, Сергей Иванович, и не начинали даже. — Незваный гость смех оборвал и подошел к Жилину вплотную. — Упритесь рогом, благо все дискотеки в районе под нами. Ну а если пробивка какая, говорите, что прикованы к Колуну, и вопросов точно не будет. От незнакомца исходил запах хищного зверя — едкого пота, смешанного с мускусом. Внезапно осознав, что именно эти клешни вырезали у Кабульского печень, Ломоносов обессиленно опустился на кровать. — Нет уж, в эту тему я вписываться не буду! — Сергей Иванович, вы натурально не понимаете. — Второй незнакомец дружески похлопал Жилина по плечу и неожиданно громко прищелкнул пальцами, словно намеревался сбацать фанданго. — Вас же никто не спрашивает. Мы ведь компаньоны теперь, а уйти от нас можно лишь одним путем, — в его руке вдруг что-то щелкнуло, и отточенная сталь испоганила жилинский халат как раз в районе печени, — вот таким. Сергей Иванович, вскрикнув, схватился за прорезанный шелк, а потрошитель оскалился: — Лучше не огорчать нас и оправдать оказанное доверие. Ну, доживем до понедельника. Незваные гости бесшумно исчезли. Бросившись к окну, Ломоносов заметил лишь огни стремительно отъезжавшей лайбы. «Отлично начинается неделя… твою мать». Он вдруг почувствовал всепоглощающее желание отлить, однако дверь, ведущая к удобствам, была закрыта, и пришлось стучаться. — Вера, открой, это я. — Господи, кто это? Завернувшись в махровое полотенце, Котяра скорчилась на дне ванны, и тело ее сотрясала мелкая непрекращающаяся дрожь. — Так, знакомые. Жилин подскочил к унитазу и, активно включившись в процесс, отчетливо понял, что высшее счастье на земле — это опорожненный мочевой пузырь, по сравнению с которым оргазм — это тьфу. — На хрен такое знакомство! — Котяра быстро укрыла прелести под стодолларовым комбидресом, натянула чулки и, надев «резиновое» платье, схватилась за пропитку. — Не провожай, я сама. Было слышно, как, спотыкаясь, она промчалась вниз по лестнице, и, посмотрев в окно на удаляющуюся любовь, Жилин покачал головой: что-то уж слишком быстро рвала она когти, — видимо, перессала не на шутку. Да и сам-то он не лучше — тоже чуть не обделался. Особенно когда перо расписало шелк в миллиметре от его кожи, ощущение не из приятных, врагу не пожелаешь. «Что же делать-то, блин?» Сергей Иванович никогда лохом не был и понимал, что захомутали его крепко, а работать на дядю он не собирался. Самое страшное в жизни — это неотданный долг, да еще с включенным счетчиком. Ему вдруг совсем некстати вспомнился зоновский педераст Наташка. Спавший на полу у параши, не имевший права сидеть за столом — презираемый всеми изгой, дошедший до своего бедственного состояния, между прочим, из-за неотданного долга. Вечерами после отбоя все желающие делали из него «акробата», а потом по традиции били — за пассивность. |
