.
Там она станет Прекрасной Нелли!.. Белокурой, голубоглазой… А Джевдет — Храбрым Томсоном… Джеврие забыла обо всем: и о жаре и о глазевших на нее посетителях кофейни. Движения ее стали плавными, широкая юбка развевалась, как веер, стройные, тонкие ноги едва касались земли.
Инвалид Хасан Басри-бей и Мюфит-эфенди, покуривая наргиле, вспоминали прежние дни и развлечения в Кяатхане.
— Это та самая девочка, о которой говорил Лятиф? — спросил шепотом Хасан Басри-бей.
— Она, разрази ее гром!..
— Малютка-то при чем? А вот старуху да, надо повесить!
— А заодно и этих мерзавцев! Девочке, наверно, лет десять!
— Э-э… Вот так и портится мир!
— Что правда, то правда.
— Сейчас научится садиться на колени, а завтра…
Хасан Басри-бей подтолкнул соседа локтем. Мимо проходили шофер Адем и Ихсан-эфенди.
— Подружились последнее время.
— Правда, я тоже слышал об этом. Жена Ихсана-эфенди, говорят, не выходит из дома тетушки Мухсине.
Старая цыганка опустила скрипку и встала. Джеврие вытирала с лица пот.
— Подожди-ка, — сказал парикмахер Лятиф.
Лицо у старухи расплылось в довольной улыбке.
Ага, значит будут собирать деньги!
— Вот уж не надо, — проговорила она, — со своих грех брать.
— Помалкивай лучше, старая!..
Парикмахер Лятиф высыпал монеты в высохшую руку старухи.
— Ну, теперь идите! Да поможет вам аллах!
Старуха, бормоча слова благодарности, направилась узкой улочкой к Айвансараю.
В Айвансарае их уже ждали. На площади собрались молодые цыганки в зеленых, синих, розовых шальварах; старухи музыкантши в старых черных платьях; старики зурнисты с седыми лохматыми бровями; девочки одних лет с Джеврие, одетые как взрослые, с накрашенными губами; они бегали друг за другом, шутили, смеялись, ссорились.
— Эй, смотрите! — воскликнула одна из них, Шерифе. — Ну и рожа у нее!
— Ты что? — сверкнула глазами Джеврие.
— Почему не накрасилась?
Джеврие пожала плечиками. Девушки окружили ее.
— Почему губы не накрасила?
— Не накрасила, и все.
— Вай! Пусть все любуются твоей прыщавой мордой? Так, да?
Джеврие не отвечала. Джевдет-аби не хочет, чтобы она красила губы. Вот и не накрасила! И никогда больше не сядет к чужим на колени. Джевдет-аби сказал: «Будут заставлять — кричи, плачь. Не поможет — скажи полицейскому».
Пусть лучше не пристают к ней. Теперь она будет слушаться только Джевдета-аби.
— Отстаньте от меня, не буду я краситься! — крикнула она. — Поняли?
— Ты что, одурела? Я тебе покажу! — Старуха схватила ее за ухо.
Джеврие вырвалась.
— Не приставайте ко мне, слышите!
Все переглянулись.
— Не приставать? — переспросила старуха.
— Да, не приставайте!
— Ах ты, дрянь такая!.. Придушу!
Джеврие быстро скинула свои модные, на высоких каблуках, туфли.
— Держите ее! Держите! — крикнула старая Пембе.
Но девочка была уже далеко.
Вдогонку бросился брат Шерифе — скрипач Хасан. Черноглазый красивый мальчуган лет тринадцати, босой, в рваной шляпе.
— Ты чего убежала?
Он схватил Джеврие за руку.
— Пусти, Хасан, не твое дело!
— Ты что? Не хочешь быть с нами?
— Не хочу.
— Почему?
— Не хочу, и все. |