В чем, однако, секрет этого чуда?

Здесь нет никакого чуда. Просто ученые постигли закономерность распределения на черепе мягких тканей, их связь с рельефом скелета лица. Установлено, например, что у чрезмерно полных на лицо людей рельеф черепа сглажен, ибо избыток жира увеличивает и концентрацию жировой ткани в кости. Установлены и другие закономерности. Если утоньчены скуловые кости, если видны возрастные изменения в челюстях, на реконструированном скульптурном портрете можно смело показать дряблые щеки, опушенный кончик носа, запавший рот. Если поверхность черепной крышки отличается гладкостью, не надо размышлять о прическе: человек был лыс.

Все это детали, но детали существенные. В своей совокупности они приводят к воссозданию основных характерных черт лица, которые и придают скульптурной реконструкции портретное сходство с оригиналом.

Но — и это очень примечательно! — крупные судебные медики, такие, например, как профессора В. И. Прозоровский, Ю. М. Кубицкий и другие, не только признавая, но и высоко оценивая замечательное искусство М. М. Герасимова и его учеников, научную значимость и глубокую обоснованность их метода, в то же время призывают пользоваться им в криминалистических целях с большой осторожностью. Дело в том, что «данные» черепа оказываются все же недостаточными для точной реконструкции некоторых элементов лица, таких, например, как детали ушной раковины, формы губ и ноздрей, морщин, родинок, шрамов и иных «мелочей».

Да, мелочей, но мы уже знаем, что в криминалистике, где речь идет о судьбе живого человека, мелочей не существует. Традиции реалистического портрета, искусство грима убедительно говорят о том, что даже беглые и незначительные, казалось бы, штрихи могут сильно изменить облик человека, сделать сто лицо неузнаваемым для «непосвященных». А ведь «оценщиками» этой работы являются как раз не специалисты, овладевшие методикой «словесного портрета», а родственники, соседи, сослуживцы, друзья, бесхитростно ищущие черты чисто внешнего сходства, привычной похожести.

Вероятность ошибки, вызванной неточным восстановлением внешности по черепу, видимо, невелика (таков, во всяком случае, многолетний опыт применения этого метода), но она существует. Призывы к «осторожному», «очень осторожному», «максимально осторожному» его использованию, критическое отношение к нему со стороны высших органов суда и прокуратуры — все это продиктовано не стремлением принизить науку или скомпрометировать работу большого ученого. Отнюдь! Это продиктовано заботой о чистоте правосудия, о защите человека, о гарантии против ошибки, которая страшна и в том случае, если на тысячу бесспорных побед она одна.

Ясно ли, о чем идет спор? Спор идет о том, можно ли портрет, воссозданный по черепу, считать доказательством, а тем более единственным или хотя бы «главным» доказательством по делу? Скажем, пропал человек, его ищут. А тут — как раз «вовремя» — поблизости находят чьи-то останки. Среди них череп. Восстанавливают портрет по методу профессора Герасимова — оказывается, есть сходство с пропавшим. Так вот, можно ли этот портрет считать уликой против того, кто подозревается в убийстве пропавшего человека?

Обычно суды отвечают на этот вопрос отрицательно — боятся ошибки. И правильно делают. Тогда зачем я рассказываю об этом — ведь я собирался писать об успехах науки, а не об ее исканиях? И зачем вообще юристы обращаются к антропологам, если скептически относятся к их заключениям, не всегда верят их выводам, сомневаются, спорят?

Но, во-первых, без исканий не бывает успехов.