Рассуждая об этом преступлении, я пришел к зак¬лючению, что убийство совершено: во 1 х, такими лицами, которые знали расположение комнат и быва¬ли в квартире убитых; во 2 х, что, несомненно, убий¬цы близкие соседи, именно такие, которых знала цеп¬ная собака и на которых она не могла лаять. Заду¬шена же она потому, что в числе убийц были и чужие люди, незнакомые во дворе Криворотовой; и наконец 3 е, что убийство совершено знакомыми покойным людьми, ибо убивать их не было никакого основания, так как они были беззащитны, а убили их потому, что Криворотова знала их в лицо, а этим могла бы выдать преступников.

Не теряя времени, я зашел в ближайшую к случаю бакалейную лавку, содержимую еврейкой, и стал рас¬спрашивать ее, не знает ли она в этом районе какого  нибудь притона  «трущобы» и нет ли вблизи ее квар¬тир с подозрительными лицами. Я заметил, что ев¬рейка стеснялась высказать что либо и на лице ее вид¬на была какая то боязнь или даже страх, почему я предложил ей зайти в квартиру, куда последовал и я. Здесь она дала весьма ценные сведения, которыми я не замедлил воспользоваться.

«По соседству с Криворотовой есть домик хатка, принадлежащий Погуляевой, муж которой сослан в Сибирь за разбой, сын ее Ванька   отчаяннейший вор и грабитель. Сзади Погуляевой живет товарищ Вань¬ки, прозываемый Колька Косой   также грабитель», заявила мне еврейка.

В тот же самый вечер с пятью переодетыми горо¬довыми я отправился к Погуляевой. Собака ее сильно лаяла на нас и не допускала к дверям. Один из горо¬довых тут же ее заколол. Дверь квартиры открыла дочь Погуляевой   Сашка, девица лет 20 и. В комнатах, не¬смотря на то, что было только около 10 час. вечера, было совершенно темно; я осветил своим электричес¬ким фонарем, с которым всегда бывал на розысках и обысках. Ванька спал на полу, как убитый; надо по¬лагать, что пришел домой сильно пьяным. Будили мы его с четверть часа. Это молодой парень около 19 лет, побывавший уже три раза в тюрьме за кражи. Про¬изводя обыск, на чердаке я обнаружил небольшой ста¬рый самовар и две медные кастрюли. Вспомнив по¬хищенное у Криворотовой, я был убежден, что эти ве¬щи принадлежали убитым старухам и, значит, нить найдена.

Ваньку и Сашку Погуляевых я арестовал и они мне заявили, что найденные вещи, как старый хлам и при¬надлежащий им, были заброшены на чердак, где про¬лежали несколько лет. Ванька Погуляев только сооб¬щил мне, что изредка, по предложению Криворотовой, приходил к покойной, которой услуживал как в квартире, так равно во дворе, приводя таковой в по¬рядок, частенько даже кормил ее цепную собаку.

Беседуя с Сашкою Погуляевой, я пришел к заклю¬чению, что она может все выдать, но боится своего брата. Так как было еще не поздно, приблизительно около 11 час. вечера и, зная, что Погуляева любит вы¬пить, я распорядился приказать принести ужин из ближайшего к участку ресторана и купить полбутылки водки. Во время ужина и после выпитой ей третьей рюмки водки, Погуляева вдруг прослезилась.

«Что с вами, чего вы плачете?» обратился я к ней.

«Как не плакать, единственный мой брат Ванюшка, и тот погиб; отца потеряла, когда мне было еще толь¬ко 10 лет, мать глухая, а тут и брат попался и, кажет¬ся, безвозвратно», рыдая, говорила Погуляева.

Я ее успокаивал, обещая всеми силами выгородить его из этого несчастья, говоря, что он несовершенно¬летний и наказание для него не так будет строго, как для других, которым более 21 го года; в то же время просил ее рассказать мне, кем принесены самовар и кастрюли и кто совершил убийство.