– Ты прав. Это начало чего-то. Большие колёса поворачивают судьбу войны, но я не могу проигнорировать произошедшее здесь. И я не могу сражаться с ним, как хотел бы. – Он замолчал. – Ты мне нужен, чтобы защитить легион и Терру. Ты должен стать преторианцем преторианцев.

– А разве я не всегда был им, повелитель?

Воздух, коснувшийся лица Силония, был холодным и пах горевшим мусором и гнилыми отходами. Он остановился на секунду и глубоко вздохнул, позволяя запахам наполнить нос, а холоду лёгкие. Впереди возвышались кучи тлеющего мусора. От них поднимался дым, а дневной свет, пробивавшийся сквозь загрязнения, был жёлтым и тусклым. Расселина за спиной вела вниз в лабиринт скал разрушенных слоёв истории Терры.

У него ушло два дня, чтобы спуститься по Дворцу и добраться до позабытой всеми двери. Сначала он двигался быстро, полагаясь для защиты на скорость и временную неразбериху. Позже когда шок от нападения прошёл, он двигался медленнее, крался и скользил между ячейками сети безопасности, натянутой вокруг Дворца. Затем он попал в подземелье и начал путешествие по разрушенным городам и пещерам. Четыре раза ему пришлось убивать. Ничего опасного, просто необходимость, чтобы добраться до места встречи вовремя. Он сохранил броню, но постепенно избавился от оставшейся взрывчатки. Что-то осталось во Дворце, что-то во тьме подземного мира.

Он снова вздохнул. Он был где-то в мусорных кучах к югу от парапетов проспекта Дхаулагири. Не самая лучшая точка выхода, но приемлемая. Он сможет добраться вовремя до места встречи, если поспешит.

Он вытащил одежду рабочего скота, в которой пробрался во Дворец, и одел поверх доспеха. Всего за полкилометра она так испачкается пеплом и грязью, что он не отличим от охотников за мусором. Он проверил направление света и размашисто побежал по горевшей земле.

Порывы ветра проносились над крышей мира. На парапете крепости Бхаб Архам наблюдал, как солнце скрывалось за толстым слоем облаков. В воздухе появился лёд и вкус снега. Он подумал об Инвите и снежных ветрах в ночи. Рядом стоял Дорн, положив руки на камень парапета. Они оба были облачены в броню, плащи колыхались и развевались на ветру. Только они вдвоём стояли на башне, и они оба молчали с тех пор, как покинули хранилище глубоко внизу.

– Ты должен сделать это один, – произнёс Дорн, не отводя взгляда от линии света на горизонте. – Ты можешь моей властью потребовать любые ресурсы, которые потребуются, но знание о том на кого и что ты охотишься, останется с тобой и только с тобой.

Архам молчал.

– Говори, что думаешь, – сказал Дорн.

– Непросто раскрыть намерения Альфа-Легиона. Знание побеждает тайну. Мы должны заставить землю гореть у них под ногами. Не должно остаться ни единого места, где они могут скрыться. Все двери для них должны закрыться, все слабости обернуться силой.

– Хороший путь, но здесь он не сработает. – Дорн замолчал и посмотрел на руку, которой опирался на край парапета. – Скажи, что ты почувствовал, когда это началось?

– Когда “Первобытный” взорвался… – Архам вздрогнул от эха только что произнесённых слов. – Когда зазвучали сигналы тревоги, был момент… момент, когда я решил, что началось. Что, возможно, мы проиграли ещё не начав сражаться.

Дорн хмыкнул.

– Умно, не так ли? Умно и коварно. – Архам видел, как напряглась челюсть примарха. – “Таковы мы, что в искусстве войны подобны змеям, прячемся от взглядов, быстро атакуем, и столь опасен яд в наших ртах, что люди боятся ступать там, где мы можем прятаться”. Так сказал мне отец, когда я спросил Его о методах войны Двадцатого легиона. Истинная угроза не в том, что они планируют или делают, а в наших вопросах.