Выслушав терпеливо Уэбба, Мо Панов произнес решительным тоном:

— Дэвид, мне хотелось бы, чтобы ты сделал кое-что для меня. Сейчас же.

— Что именно?

— Возможно, тебе это покажется глупо, и ты даже подумаешь, что у меня не все дома, но я предлагаю тебе пойти к морю и погулять по берегу. Хотя бы недолго — полчаса, минут сорок, и все. Послушай шум прибоя и волн, разбивающихся о камни.

— Ты конечно же шутишь! — воскликнул протестующе Уэбб.

— Ничуть, я вполне серьезен, — возразил Мо. — Помнишь, мы как-то согласились, что временами людям следует остужать свои головы. Бог свидетель, я делаю это чаще, чем положено более или менее уважаемому психиатру. Впереди нас ждет много неожиданностей, и, чтобы встретить их достойно, необходимо снять накопившиеся напряжение и усталость. Сделай, как я тебя прошу, Дэвид. Я свяжусь с тобой, как только смогу, — думаю, не позже чем через час. И надеюсь, что ты к тому времени сумеешь хоть как-то взять себя в руки.

На первый взгляд предложение врача казалось чушью, но подобно многим другим советам, которые Панов давал легко, как бы мимоходом, оно содержало рациональное зерно.

Прогуливаясь по холодному скалистому берегу, Уэбб ни на мгновение не забывал, что произошло. Было ли это вызвано переменой обстановки, или ветром, или ритмичными ударами о камни морских волн, но он обнаружил вскоре, что стал дышать ровнее и глубже, а нервное напряжение несколько ослабло.

Когда Дэвид взглянул на часы со светящимся циферблатом, на который к тому же падал и лунный свет, то оказалось, что он провел у моря тридцать две минуты, — более чем достаточно. Пройдя по тропе через поросшие травой дюны к улице, он направился к дому, все убыстряя шаг.

Усевшись в кресло перед столом, Дэвид уставился на телефон. Трубку он снял еще до того, как прозвучал до конца первый звонок.

— Это Мо?

— Да.

— Там было дьявольски холодно. Но прогулка мне помогла. Спасибо тебе.

— Это тебе спасибо.

— Удалось тебе что-нибудь разузнать? — произнес Уэбб с дрожью в голосе.

— Сколько времени прошло с тех пор, как ты обнаружил исчезновение Мари, Дэвид? — ответил Мо вопросом на вопрос.

— Не знаю. Час, два, а может, и больше. Какое это имеет значение?

— Может быть, она ушла за покупками? Или вы с ней поссорились, и она захотела какое-то время пожить одна? Мы оба с тобой знаем, что ей иногда приходится очень тяжело, — ты сам говорил об этом не раз.

— О чем ты это, черт возьми? Есть же записка, где ясно все сказано! И кровавый отпечаток руки!

— Да, ты упоминал о записке, но все это слишком уж прямолинейно… Кому могло это понадобиться?

— Откуда мне знать? Мари похищена ими. Это — бесспорный факт.

— Ты звонил в полицию?

— Бог с тобой, конечно же нет! Нечего впутывать в это полицию! Это касается только нас! Только меня! Неужели это тебе не понятно?.. Скажи, ты выяснил что-то? Это ведь единственное приходящее мне на ум объяснение, почему ты так странно воспринимаешь все, что я говорю.

— Пойми, я не могу по-другому. Во время наших лечебных сеансов на протяжении всех тех месяцев, что мы общались с тобой, мы никогда не говорили друг другу ничего, кроме правды, потому что помочь тебе могла только она.

— Мо, ради Бога! Речь-то сейчас идет о Мари, а не обо мне!

— Дэвид, пожалуйста, дай мне закончить. Если все эти типы лгут, — а они всегда лгали, — я это узнаю и разоблачу их: что-что, а уж это-то я сделаю обязательно! Однако сейчас я ограничусь тем, что поделюсь с тобою сведениями, которые мне только что удалось раздобыть.