А когда он окажется в Гонконге, то сможет купить все, что угодно: там этого добра навалом.
Кроме того, как ни тяжело ему это и мучительно, он обязан был заставить себя сесть и заново обдумать все, что было сказано Эдвардом Мак-Эллистером тем ранним вечером в штате Мэн. Все, что говорилось. Особое внимание следовало обратить на слова Мари, Что-то в той напряженной атмосфере недоверия и противостояния ускользнуло от Дэвида. Он чувствовал это, но что упустил, не знал.
Уэбб посмотрел на ручные часы. Было три часа тридцать семь минут. Время бежало быстро, усиливая с каждым часом то нервозное состояние, в котором он пребывал.
Он должен выдержать все, что ни выпадет на его долю!.. О Боже, где ты, Мари?
Конклин поставил стакан с имбирным пивом на грязную, всю в царапинах стойку бара в подозрительном заведении на Девятой улице. Он был его постоянным клиентом по одной простой причине: никто из его окружения — ни товарищи по работе, ни соседи по дому, о коих можно было бы, впрочем, и не упоминать, — никогда бы не решился войти сюда через эту грязную стеклянную дверь, и данное обстоятельство вызывало у него ощущение свободы. Здешние завсегдатаи принимали за своего этого калеку, который еще у входа снимал галстук и, хромая, шел к высокому стулу у разливного автомата в дальнем конце стойки, где всегда его ждал стакан, наполненный виски. Бармен, он же — владелец бара, не возражал против того, что Алексу звонили по телефону, установленному в древней, сохранившейся со старых времен будке, притулившейся к стене. Это и был его сверхсекретный телефон.
Вот и теперь аппарат зазвонил.
Конклин, хромая, проковылял к будке, вошел туда и, закрыв за собою дверь, снял трубку.
— Это «Тредстоун»? — поинтересовался мужской голос со странным акцентом.
— Нет, но я там бывал. А вы?
— Чего не было, того не было. Но я ознакомился с досье — на всех, кто был связан с той операцией.
Голос, подумал Алекс. Как же Уэбб описывал его? Манеру говорить? Кажется, он отмечал свойственный англичанам акцент. Утонченную речь, модуляции, типичные для жителей атлантического побережья. Несомненно, это тот человек. В общем, гномы сработали, движение началось. Кто-то, видать, перетрусил.
— Тогда, уверен я, вы крепко запомнили все, что я написал, — произнес вслух Конклин. — Ведь я был один из участников этой операции и, ничего не скрывая, рассказал обо всем, что касалось ее. Мною подробнейшим образом были изложены факты, перечислены имена, проанализированы допущенные нами промахи… Среди моих записей — и та история, которую я услышал от Уэбба прошлой ночью.
— По-видимому, при определенных условиях, если случится вдруг нечто экстраординарное, — например, возникнут какие-то осложнения, — ваш пухлый отчет будет направлен в один из подкомитетов сената или же попадет прямо в пасть псов из конгресса. Скажите, я прав?
— Да. Рад, что мы понимаем друг друга.
— Это вам ничего не дает, — заметил снисходительно незнакомец.
— Если даже и возникнут какие-то осложнения, как вы изволили выразиться, мне все равно ничто не грозит, не так ли?
— Вы на пороге отставки: слишком много пьете.
— Не всегда. Хотя человеку моих лет и моей профессии нетрудно найти повод выпить. Надеюсь, вы не станете возражать?
— Оставим это. Перейдем к делу.
— Это станет возможным только после того, как вы выскажетесь яснее. «Тредстоун» замешана в самых разных делах. Нужно уточнить, что именно интересует вас.
— «Медуза».
— Это — более определенно. Но все же недостаточно конкретно.
— Прекрасно! Так вот, мне хотелось бы узнать поподробнее о том, как был создан образ Джейсона Борна. |