Я молчала, ожидая услышать слово «шутка».

Но оно так и не прозвучало.

КОУЛ

Ее лицо даже не дрогнуло. Наверное, моей целевой аудиторией и в самом деле были младшие школьники. Все это очень удручало.

— Не смотри на меня с таким видом, — сказала она. — Если я не узнала тебя, это еще не значит, что я никогда не слышала твоих песен. Они же играют из каждого утюга.

Я промолчал. А что тут было говорить? На протяжении всего этого диалога меня не покидало ощущение дежавю, как будто я с самого начала знал, что такой разговор состоится здесь, в ее машине, унылым ненастным днем.

— Что? — Изабел подалась вперед и взглянула мне прямо в лицо. — Что? Думаешь, мне есть какое-то дело до того, что ты рок-звезда?

— Дело не в музыке, — сказал я.

Изабел ткнула меня пальцем в сгиб локтя, там, где виднелись следы инъекций.

— Дай угадаю. Наркотики, девочки, сквернословие. О чем из этого ты мне еще не рассказывал? Сегодня утром ты голышом лежал передо мной на полу и твердил, что хочешь покончить с собой. И ты думаешь, что после того, как я узнала, что ты солист самой «Наркотики», что-то изменится?

— Да. Нет.

Я не понимал, что ощущаю. Облегчение? Разочарование? Чего я ожидал от нее?

— Что ты хочешь от меня услышать? — допытывалась Изабел, — «Ты меня испортишь, а ну вылезай быстро из моей машины»? Слишком поздно. Я и сама могу кого хочешь испортить.

При этих словах я рассмеялся, хотя и со скверным чувством, потому что понимал — она воспримет мой смех как оскорбление, и не важно, что на самом деле я и не думал ее оскорблять.

— Поверь мне, это не про меня. Я спускался в такие тесные и грязные кроличьи норы, какие тебе и не снились. И я не раз затаскивал с собой в эти норы других, и больше они оттуда не возвращались.

Я был прав. Ее задело за живое. Она решила, что я считаю ее наивной.

— Я не пытаюсь разозлить тебя. Просто предупреждаю. Своей славой я куда больше обязан этому, чем моей музыке. — Ее лицо застыло, и я решил, что мне удалось до нее достучаться. — Я, видимо, совершенно не способен принять решение, которое не было бы своекорыстным абсолютно во всех отношениях.

Теперь Изабел разразилась смехом, и этот пронзительный жестокий смех прозвучал так самоуверенно, что я завелся. Она дала задний ход.

— Интересно, когда ты наконец скажешь мне что-нибудь такое, чего я не знала бы и без тебя?

ИЗАБЕЛ

Я привезла Коула к себе, прекрасно понимая, что это плохая идея, — возможно, именно поэтому и привезла. Пока мы ехали, наступил ослепительный вечер, почти вульгарный в своей красоте. Небо полыхало тем оттенком розового, какой я видела только здесь, на севере Миннесоты.

Мы вернулись в то место, где впервые встретились, только теперь я знала, как зовут его, а он — меня. Перед домом стояла машина — отцовская дымчато-голубая «БМВ».

— Не беспокойся, — сказала я и, остановив машину на другой стороне круговой дорожки, поставила ее на тормоз. — Это мой папаша. Сегодня выходной, так что он будет сидеть у себя в подвале в обнимку с бутылкой чего-нибудь покрепче. Он даже не узнает, что мы дома.

Коул ничего не сказал, лишь молча вышел из машины на холодный воздух. Он потер ладони одна о другую и посмотрел на меня. В сумерках глаза у него казались темными и непроницаемыми.

— Поторопись, — сказал он.

Я поежилась от пронизывающего ветра и поняла, что он имеет в виду. Мне не слишком хотелось, чтобы он сейчас превращался в волка, поэтому я взяла его за локоть и подтолкнула к боковой двери, которая вела прямо на площадку второго этажа.

— Сюда.

Когда я закрыла за ним дверь, он весь дрожал.