— Мне страшно, — признался я.

Но губы у меня сами собой растянулись в улыбке. А когда она увидела, что я улыбаюсь, тревожное облачко у нее на лице, которого я даже не заметил, рассеялось, оставив после себя ясное небо и солнце.

— Привет, — сказал я и обнял ее.

Теперь, когда она находилась здесь, в моих объятиях, я скучал по ней даже больше, чем когда ее не было рядом.

ГРЕЙС

Все вокруг было замедленное и в тумане, как будто во сне.

Это была чья-то чужая жизнь, это какая-то другая девчонка сбежала к своему парню. Это была не правильная до мозга костей Грейс, которая никогда не забывала вовремя сдать домашнее задание, отказывалась от вечеринок и не выходила за рамки дозволенного. И тем не менее именно я в теле этой непокорной девчонки аккуратно выкладывала свою зубную щетку рядом с новенькой красной щеткой Сэма, как будто это был и мой дом тоже. Как будто я собиралась задержаться тут на какое-то время. Глаза у меня резало от усталости, но мозг лихорадочно работал, даже не думая засыпать.

Боль немного притихла, успокоилась. Я знала, что она просто затаилась, отпугнутая близостью Сэма, но была рада этой небольшой передышке.

На полу около унитаза я заметила серпик обрезанного ногтя. Его совершенная обыденность каким-то образом вдруг заставила меня окончательно понять, что я стою в ванной у Сэма дома и собираюсь провести с ним ночь в его постели.

Родители меня убьют. Что они будут делать утром? Позвонят мне на мобильник? И будут слушать его звонки из того места, куда они его спрятали? Могут и в полицию заявить. Мне ведь еще не исполнилось восемнадцати. Я закрыла глаза и представила, как в дверь стучится офицер Кениг, а за спиной у него стоят мои родители, с нетерпением ожидающие возможности вернуть меня домой. Меня замутило.

В дверь ванной негромко постучался Сэм.

— У тебя все в порядке?

Я открыла глаза и покосилась на него. Он успел переодеться в спортивные брюки и футболку с осьминогом на груди. Наверное, это все-таки была хорошая идея.

— Все в порядке.

— Ты такая милая в этой пижаме, — сказал он нерешительно, как будто признался в чем-то таком, чего произносить вслух не собирался.

Я протянула руку и положила ладонь ему на грудь, чувствуя, как она вздымается и опадает под тонким трикотажем.

— Ты тоже.

Сэм сложил губы в сокрушенную гримаску и, оторвав мою руку от своей груди, повел прочь из ванной.

Его спальню озарял лишь свет из коридора и рассеянный отблеск фонаря над крыльцом, проникавший сквозь окно; в полутьме я смутно различила белое одеяло, аккуратно разложенное на кровати. Сэм отпустил мою руку и сказал:

— Ты иди в комнату, а я выключу свет в коридоре, только смотри, никуда не врежься.

Он отвернулся от меня с застенчивым выражением; я понимала, что он сейчас испытывает. У меня тоже было такое чувство, как будто мы только что познакомились и ни разу еще не целовались и не проводили ночь в одной постели. Все было таким новеньким, блестящим и восхитительным.

Я забралась в постель и устроилась на холодной простыне у стенки. Свет погас, и я услышала, как Сэм вздохнул — тяжело и судорожно, — а потом под его ногами заскрипели половицы. Он улегся в кровать; в темноте я слабо различала очертания его плеч.

Какое-то время мы просто лежали рядом, не соприкасаясь друг с другом, как два незнакомца, а потом Сэм повернулся на бок ко мне лицом, так что его голова оказалась на одной подушке с моей.

Он поцеловал меня, очень ласково и бережно, и в этом поцелуе был и восторг первого поцелуя, и опыт накопленных воспоминаний обо всех наших поцелуях. Сквозь футболку я чувствовала, как колотится у него сердце, и этот глухой стук стал еще чаще, когда наши ноги переплелись.

— Я не знаю, что будет дальше, — произнес он негромко, уткнувшись мне в шею, так что его дыхание защекотало кожу.