– Давно я здесь?

– Ну… это… – Мой вопрос поставил старика в тупик.

– День, два?

– Вчера был, – начал загибать Альбертик пальцы, – позавчера был, за день до того был, за день до того, как до того…

– Ясно. Можешь не продолжать.

– У Альбертика с памятью-то не очень, – виновато пожал старик плечами. – Бывает, выйдет Альбертик из дому, а зачем вышел – не помнит, ну и обратно. А потом, глядь, в штаны напустил. Пописать, значит, собирался. Мамуля ругает…

– Из дому, чтоб поссать? Заведи себе парашу.

– Так это ж по теплу. Правда, забывает иногда Альбертик, как там, снаружи. Однажды вот спросонья пошёл по большой нужде да и отморозил себе всё. Во, глянь, – потянулся он к ширинке.

– Избавь, – отвернулся я, но тут же, терзаемый внезапным приступом паники, приподнялся на локтях и откинул одеяло. – Фух.

– Цел вроде, – подтвердил мой диагноз Альбертик. – Покраснел только.

– Что с Убежищем? – снова упал я на скрученное тряпьё, заменяющее мне подушку.

– Нет-нет-нет, – замотал дед башкой, съёжившись, будто его собираются побить.

– Что «нет»?

– Альбертик не ходит к Убежищу. Больше нет. Мамуля сердится. Мамуля говорит, что плохие люди из Карпинска крутятся у входа, и даже… – Старик на полусогнутых подковылял ко мне и зловеще прошипел в ухо: – И даже внутри. Да-да-да. Ворота открыты. В Убежище что-то случилось. Что-то плохое. Плохие люди выносят оттуда мертвецов! Я сам видел! Ой! – прикрыл Альбертик рот ладонью и затараторил, озираясь: – Прости, мамуля, прости меня. Я случайно там… Совсем недолго, только одним глазком. Прости-прости.

– Кто они такие?

– А? – прервал старик сеанс общения с духом усопшей мамаши.

– Плохие люди из Карпинска. Кто они?

– Просто люди, – пожал Альбертик плечами. – Которые едят других людей. Если смогут поймать.

– Их много?

– Альбертик не знает, – попытался он съехать с темы. – Не спрашивай про них. Они плохие. Мамуля не разрешает…

– Она не слышит тебя.

– Что?

– Твоя мамаша отдала концы полвека назад.

– Нет, – нервно ощерился Альбертик. – Зачем ты так говоришь? Это неправда.

– Последняя запись в её дневнике от ноября. Она ведь умерла зимой, да? А ты – совсем пацан. Нихера не умеешь. Без жратвы. Один, с трупом в землянке. Как ты поступил с ней, дружище? В жизни не поверю, что сумел вытащить наверх и похоронить. По крайней мере, целиком. Ты разрубил её, да?

– Замолчи, – прошипел Альбертик, попятившись в дальний угол.

– Разрубил топором, как свиную тушу.

– Замолчи, – обхватил он голову руками.

– Она ещё не успела стухнуть. Только небольшой душок. О… Так много мяса. А ты так голоден. Безумно голоден.

Альбертик сел и зажал голову между согнутыми коленями.