Хотелось бы знать, кто это так развлекался – на коленке такого не учудишь. Правда, сейчас он уже и не вспомнит, где был в те времена, что пил и ел, и с кем, гм, имел отношения третьего рода.
После такого заявления верховный бог на некоторое время выпал в осадок, растерянно хлопая глазами. С одной стороны, они все тут, конечно, донельзя крутые олимпийские боги, а с другой стороны – неотесанная деревенщина. Провинциалы самого низшего разряда из глухой таежной деревни, в которой представитель власти последний раз был семьдесят лет назад. Ну, тот самый – в кожаной тужурке и с наганом.
– Э-э-э-э!!! – только и смог сказать он, злобно глядя на сестрицу-дочь. – Жаль, что я этого не знал раньше, тогда бы я точно отнесся к Афине с удвоенной осторожностью. Тут и сам-то не знаешь, чего учудишь, а чего уж говорить обо мне же, но уже в женском теле, со всеми его критическими днями и прочими заморочками, но с такой же жаждой власти и авторитарным характером. Теперь я понимаю, что эта стерва выбрала вечное целомудрие и безбрачие только потому, чтобы легче было стремиться к моему трону. Будь ты проклята, стерва! Не забуду, не прощу!
Афина, кстати, от этого разговора тоже пришла в некоторое обалдение. Ей, скорее всего, вообще одно стало более понятным, а другое, напротив, окончательно запуталось.
– Сам ты стервец, братец-папаня, – горделиво вскинув увенчанную шлемом голову, сказала она. – Вот скинем тебя, болезного, в Тартар, и там ты мигом все забудешь, а дядя отпустит мне этот грех! Ведь правда же, отче Александр?
– Отпустит, отпустит, – ответил священник, – потом догонит и еще раз отпустит, чтобы уже наверняка. Но вот идея с Тартаром мне совершенно не нравится. Ведь у нас имеет место не банальный переворот, а добровольная отставка с передачей власти преемнику. А какой в таком случае может быть Тартар? Правильно – никакого! Иначе просто люди не поймут.
– Тогда, – сказал я, поняв, о чем идет речь, – требуется комфортная государственная дача на природе, в каком-нибудь слабозаселенном или необитаемом месте, с надежной изоляцией от внешнего мира, чтобы клиента снова не потянуло заниматься политикой. Ну и обслуга – чтобы, с одной стороны, могла с гарантией обеспечить все потребности Зевсия Кроновича, а с другой стороны, была бы легко возобновляемой в связи с бессмертием клиента.
Некоторое время все молчали, потом Зевсий удивленно покачал головой.
– А ведь ты действительно добрый, Серегин, – сказал он, – не врал мне все же Гермесий. Если бы не ты, то рано или поздно либо Аполлонус со своей кодлой, либо Гера со своим сыночком, либо эта интриганка Афина укатали бы меня в Тартар, как папашку Кронуса. Тут и к Сивилле с вопросом не ходи, все и так ясно. Зря я все-таки с Гермесием так жестоко обошелся… Теперь и сам жалею. Тоже сын, как-никак…
Услышав эти слова, Афина встревожилась.
– Что ты сделал с Гермесием, старый козел? – рыкнула она.
– А нет больше никакого Гермесия, сестричка, – глумливо ответил тот. – Когда этот дурачок явился ко мне с предложением добровольной отставки, то я так рассвирепел, что не успел опомниться, как полностью выпил его энергооболочку, превратив тело в высушенную мумию. И бессмертие ему тоже не помогло, ведь я-то был значительно сильнее и опытнее. Кроме меня, такое мог проделать только Аполлонус, но вы его уже тоже того – утилизировали.
– Да, – задумчиво произнес я, – вот и подтверждается истина, что инициатива бывает наказуема. Пошел бы с тем же предложением, но например, под прикрытием кого-нибудь из нас, так остался бы жив и невредим, а так сгинул ни за что ни про что, можно сказать, совершенно напрасно…
– Так он, – сказала Афина, – все пытался прокрутить свой маленький гешефт между Зевсием, мною и вами. |