Кстати, эти же чувства жестокости, ненависти, страха и ужаса он обращал и на свою семью, беспощадно лупцуя безответную жену за то, что было ее профессиональными обязанностями. Ведь знал же, на ком женился, и все равно бил эту Афродиту-Венеру смертным боем за то, что она и грехом-то не считала. Вот и довыеживался до того, что оказался лежащим на земле со свернутой шеей. Сначала я не хотел его убивать, а потом подумал, что другого выхода нет и, оставаясь в живых, Арес будет представлять серьезную угрозу для нашего отряда.

Решение было принято молниеносно. Если бы этот гад с самого начала отбросил оружие и пошел на меня в рукопашную, то я бы еще колебался. А так никаких сомнений не было. Немного подправив рисунок поединка, я свернул этому мерзавцу шею, чувствуя себя правым. А вот нечего было избивать женщин, с которыми ты спишь, и которые рожают тебе детей – и все тут. Теперь же Афина предлагает мне занять его место…

– Погоди, Серегин, – услышал я в своей голове голос Птицы, и понял, что кое-что божественное ко мне все-таки перешло. Например, возможность разговаривать со своими новыми коллегами без слов, одними мыслями. Слова Птицы прозвучали четко, будто она говорила их мне прямо в ухо.

– Годю, – так же безмолвно ответил я, сам удивляясь тому, как легко это у меня получилось.

– Значит, так, – мысленно произнесла Птица, – сейчас подойдет отец Александр и мы втроем будем эту Афину… Как это у вас называется?

– Потрошить, – подсказал я, и тут же добавил, перехватив не очень аппетитную ассоциативную картинку из сознания Птицы, – то есть допрашивать с целью получения полной и всеобъемлющей информации, а не то, что ты подумала. Кишки – они обычно скользкие и вонючие, и копаться в них у меня нет никакого желания. Кстати, Афина или Гермесий никак не могут подслушать наши с тобой разговоры?

– Нет, – откликнулась Птица, – мы с ними общаемся – как это говорится – на разных волнах, и поэтому, когда я разговариваю, к примеру, с Гермесием, мне обязательно необходимо переходить на голос. А в чем, собственно дело?

– А в том, – ответил я, – что это незапланированное наследство Ареса означает новый виток интриги, от которого мы в нашем нынешнем положении не можем просто так отмахнуться.

– Сам виноват, – отрезала Птица, – не надо было тебе убивать этого Ареса. Дал бы ему хорошего пинка для ускоренного покидания нашего лагеря, и все было бы нормально. А сейчас будь добр играть в ту игру, которую сам же и затеял. И не забудь, что нам еще Нику и мадмуазель Елизавету надо инициировать, за штурмоносцем смотаться, разобраться с Гретхен и посланницей Кибелы, а не ублажать Афину, чтобы она не доставала нас со своими интригами по смене власти на Олимпе, где из-за твоей торопливости сейчас тоже все гудит, как растревоженный улей. Одной Геры было бы вполне достаточно, а там еще и Аполлоний с Артемидой, из комплота которых на выход намылилась Афина. Ты давай не теряй пока время, подбери с земли все Аресовы атрибуты. Ну, там, щит, меч, копье, шлем… Надо будет посмотреть – что из них бутафория, а что действительно являются ключами к силе. И, если что, ты сразу не буянь и молниями не сыпь. К таким вещам привыкать надо постепенно.

Да уж, раскритиковала меня Птица по полной программе, и поручений надавала тоже. Но я все же был вынужден признать ее правоту, а потому пошел собирать разбросанные во время нашей драки причиндалы Ареса. Тяжелее всего было с копьем, которое, запущенное со всей дури, улетело в самую гущу колючих кустов, и никак не желало оттуда вылезать. Потом я плюнул, подобрал меч, которым меня чуть не зарезал Арес – хорошую такую железку с синеватым листовидным лезвием длиной сантиметров семьдесят, надел на правую руку наруч, и прорубил себе дорогу в колючих кустах.