В таком элегантном костюме Бреннер его сначала даже и не узнал. Потому как за двенадцать лет господин Освальд стал лет на тридцать старше.

Дело было главным образом в седых волосах. Только присмотревшись внимательнее, можно было понять, что он совсем не такой уж старый.

А здороваясь с Освальдом за руку, Бреннер с близкого расстояния разглядел, что тот выглядит не невероятно старым, а невероятно жалким.

Ведь если в наше время у тебя такое хобби – подглядывать, то чаще всего ты оказываешься более уязвимой и тонко чувствующей стороной.

Поэтому Бреннер ничуть не удивился, что господин Освальд прочитал его мысли.

– Я старый человек, – это первое, что сказал Освальд.

– Сколько вам лет?

– Пятьдесят один.

– В наше время это не возраст, – благодушно сказал Бреннер, как будто его самого отделяли от полтинника еще целые десятилетия.

– У меня с этим никаких проблем, – с тонким пониманием улыбнулся господин Освальд. – Вот в молодые годы у меня были проблемы. И вы знаете, какие.

– Я бы сейчас тоже не хотел стать молодым, – заверил Бреннер.

Господин Освальд заказал себе минеральную воду. В замызганном пригородном кафе этот элегантный господин смотрелся так же неуместно, как проглоченная фотография в содержимом кишечника.

– В моей жизни, слава богу, давно уже наступил покой. Я уже девять лет как женат. А юношеское заблуждение, благодаря которому вы со мной познакомились, похоронено в прошлом еще раньше.

«Юношеское заблуждение, благодаря которому вы со мной познакомились». Выспренний тон старого проходимца едва не рассмешил Бреннера:

– Вас тогда вообще‑то посадили или нет?

– Условно. И, собственно говоря, отнюдь не из‑за моего проступка. – Господин Освальд разговаривал на таком литературном языке, просто блеск. – А из‑за сопротивления – сами знаете кому, во время ареста.

Только теперь Бреннер вспомнил, что тогда на перевале Решенпас он выбил господину Освальду своим табельным оружием два зуба, пока тот наконец не сдался.

– Я ведь вам еще по телефону сказал, что мне от вас нужно. Вы самый крупный специалист по подслушивающим устройствам, которого я знаю.

– А я вам еще по телефону сказал, что вот уже двенадцать лет не имею к этому ни малейшего отношения.

Все‑таки слегка вышел из равновесия этот элегантный седовласый господин. Не буду утверждать, что он разгневался, но лицо у него чуть‑чуть покраснело и в голосе этакая запальчивость была, когда он перебил Бреннера. Еще немного, и можно было бы подумать, что обстановка вшивого кафе «Аугартен» все‑таки как‑то влияет на этого элегантного господина, ну вроде того как кишечная флора потихоньку принимается за проглоченную уличающую фотографию.

Немного минеральной водички – и Освальд успокоился. Бреннер какое‑то время ничего не говорил, он просто немножко дал подействовать кафе «Аугартен».

Кроме них двоих и официанта в кафе был только один посетитель – женщина в тренировочном костюме, обрабатывавшая «однорукого бандита». Хотя в этом заведении было почти пусто, все было насквозь прокурено, и Бреннеру даже почудилось на мгновение, что слащавый голос итальянского певца надсаживается здесь сильнее, чем всегда, и что тот сейчас раскашляется.

– Я вообще согласился встретиться здесь с вами только потому, что не хотел говорить об этом по телефону в присутствии жены.

– Она ничего не знает о том юношеском заблуждении, благодаря которому мы с вами познакомились?

Господин Освальд лишь печально покачал головой в ответ на примитивную насмешку Бреннера.

– Ваша жена и дальше об этом ничего не узнает.