– С какой стати ты сказал про печень? – набросился он на Ханзи Мунца.

– Ты что, с ума сошел? Почему мне нельзя говорить про печень?

– Ты еще помнишь, как Бимбо ходил за донорской печенью? Когда короля поцелуев застрелили.

– Понедельник, двадцать третьего мая, семнадцать часов и три минуты.

– И почему ты так точно знаешь?

– Не каждый день присутствуешь при том, как кого‑нибудь убивают.

– А в себе ты вполне уверен?

– Мне в армии уже от одного запаха ружейного масла плохо становилось.

– А от донорской печени тебе не бывает плохо?

– Да что ты все время с этой донорской печенью носишься?

– Ты можешь вспомнить, где стоял Бимбо, пока ждал свою донорскую печень?

– Да где ж ему стоять? Около Рози, где мы всегда стоим.

– Он там один стоял?

– Нет, Ланц у нас перед самым носом проскочил. Поэтому так долго ждать пришлось.

– Ты видел, как Ланц там стоял?

– Хотел бы я знать, какое тебе до этого дело.

– Ты его видел?

– Ты же знаешь, со стороны парковки киоск Рози видно только сзади.

– Ты видел, как Ланц туда шел?

– Слушай, у меня было на что посмотреть, кое‑что получше Ланца, ей‑богу.

– Ты смотрел на обжимающуюся парочку?

Ханзи Мунц попытался грязно ухмыльнуться, но это дело небезопасное. Это как если ты прыгаешь с десятиметровой вышки и ошибешься, выбрав прыжок не той сложности. И когда не получится, то выглядишь как полный идиот.

Однако идиотская ухмылочка с него сразу слетела, как только Бреннер сказал:

– А если я тебе скажу, что Ланца у киоска вовсе даже не было, потому что он сразу понес наверх в хирургию донорскую почку?

– А тогда бы Бимбо давно уже вернулся в машину с донорской печенью.

– Но он тем временем занимался чем‑то другим. Его ведь ты тоже не видел.

– Но что же он в это время делал?

– Ты что, ни о чем не догадываешься?

Ханзи Мунц промолчал. Но чем плотнее он сжимал губы, тем больше выкатывались у него глаза.

– Настроение хорошее? – неожиданно спросил его Бреннер голосом таксиста, так что Ханзи Мунц стал выглядеть еще больше испуганным.

– Ты что, с ума сошел? Где бы Бимбо стал оружие прятать? Они же все обыскали!

– Ты сегодня на семьсот сороковом ездил?

– Ты же знаешь, с тех пор как Бимбо помер, на этом семьсот сороковом я езжу.

Мунц так этим гордился, что сразу же раздулся от восторга.

– Молодой больше никому не дает ездить на новом семьсот сороковом. На следующий месяц будет уже новый семьсот десятый. Против него семьсот сороковой прямо старым кажется, я тебе скажу. У него даже на газу есть автоматика. Если я получу семьсот десятый, можешь взять семьсот сороковой. Вовремя только позаботься об этом. Я тебе скажу, никакого сравнения со старой рухлядью.

Но Бреннер уже шел к гаражам, а Ханзи Мунц за ним, потому что где‑то у него уже было нехорошее предчувствие. Но чтоб такое безумие, этого он от Бреннера никак не ожидал. Потому что тот вошел в гараж и принялся потрошить машину так, что Ханзи Мунц от ужаса начал подпрыгивать.

– Ты что, с ума сошел или как? Мне же сейчас опять выезжать! Смотри у меня, не вздумай вынимать вакуумный матрац!

Но вакуумный матрац оказался на полу прежде, чем он это сказал.

И прежде чем Мунц прокричал: «Но для чего тебе мой мешок для трупов разворачивать!» – на полу гаража оказались мешок для трупов, перчатки против СПИДа, большие марлевые повязки и бинты.

А пока Ханзи Мунц все еще кричал: «Ну, если ты мне ящик с лекарствами перевернешь!» – все двадцать четыре выдвижных ящичка со всем их содержимым уже были рассеяны по полу гаража, а инъекции потекли в сточную канавку.