– Сегодня в санаторий поступила новая партия детей. У двоих к вечеру поднялась высокая температура и появилась сыпь. Звонила медсестра, она в панике. Неприятное событие. Еще чего доброго придется закрыть санаторий на карантин. Ну, все, – она снова заглянула в комнату и строго посмотрела на нас с сестрой. – Закройте дверь и ложитесь. Я буду поздно.
Мы остались одни. Наверное, так угодно было судьбе, потому что за всем, что произошло потом, я до сих пор чувствую неподвластную моему пониманию силу, в которую можно только верить и слепо следовать ее начертанию.
С этой минуты, все, что происходило со мной дальше, все больше убеждало меня в том, что я уже не принадлежу себе и лишь безропотно выполняю чью-то жестокую волю.
Господи, да я только сейчас это поняла, а в тот вечер, проводив тетю Агнессу, вернулась в свою комнату и легла в постель рядом с Симой. Она быстро уснула, а я все ворочалась, пытаясь избавиться от смутного и дурного предчувствия.
Промучившись без сна, я тихонько встала, и, чтобы не разбудить сестру, на-цыпочках вышла на балкон.
Занятая своими тревожными мыслями, я не услышала, когда вернулся Борис. Он подошел сзади и, сильно обхватив меня руками, прижал к себе.
– Ну, что ты дергаешься? Неужели я настолько тебе отвратителен? – взволнованно прошептал на ухо.
Я почувствовала легкий запах спиртного.
– Отпусти, ты пьян, – сказала твердо и решительно освободилась из его рук.
– Ого! – засмеялся Борис. – Наконец-то я узнаю нашу Сонечку. Я не пьян и полностью отдаю отчет всему, что делаю. Только не надо на меня так смотреть. Вот не пойму, ты притворяешься или на самом деле не видишь, что давно уже покорила меня? С первого дня, с первой минуты моего появления в вашем доме. Помнишь, ты была единственной, кто принял меня сразу? И, пока все размышляли, как себя следует вести, ты протянула мне конфету.
– Но ты же ее не взял? – я немного стала приходить в себя и даже улыбнулась, хотя мне это далось нелегко. – И, потом, почему ты считаешь, что мне приятны твои объятья? – спросила я и высокомерно подняла подбородок и плавно повела плечами. Этот жест я видела как-то в кино, так проделывала взрослая и красивая актриса. И, хотя мне далеко было до ее мастерства, сейчас мне самой понравилось, как это у меня так получилось.
В глазах Бориса промелькнуло незнакомое мне выражение. Он немного отступил назад и смерил меня долгим оценивающим взглядом, а потом протянул руку и нежно провел по моим белокурым волосам, в живописном, чересчур художественном беспорядке, спадающим на плечи. В тот момент я еще не заметила, что стою перед ним в одной тоненькой ночной рубашке.
– Мне всегда нравились твои волосы, – сказал он просто. – Знаешь, сколько раз мне хотелось зарыться в них лицом и забыть обо всем на свете?
Сейчас передо мной был другой Борис, нисколько не похожий на того, которого я знала много лет. К этому незнакомому Борису меня неумолимо влекло. Я крепко сжала кулачки, чтобы взять себя в руки и не наделать глупостей.
«Не наделать глупостей». Какая фраза! И, как часто нам ее повторяют в жизни. Она заслуживает предельного внимания практически всегда, но тогда, именно в ту минуту, мне, все же, следовало прислушаться к своему внутреннему голосу и не поддаваться соблазну, а всячески избегать, дьявольски горящий и, дотла сжигающий меня взгляд. Он не оставлял меня ни на минуту.
– Иди же ко мне… Что ты ведешь себя, как дикарка? – Борис протянул ко мне руки. – Ты еще сама не знаешь, какая ты… ты необыкновенная… Я просто обалдел, когда вошел и увидел тебя. И уже давно для себя решил, что ты будешь моей, – прерывисто шептал он, подступая ближе. – Никому, слышишь, никому не позволю даже посмотреть на тебя. |