Изменить размер шрифта - +
У меня было полное ощущение, что Ада сошла с ума. Нельзя цельнометаллическим женщинам плакать. Они от этого могут заржаветь. И окончательно сломаться.

Я не знал, что делать. Я растерялся и готов был звать на помощь. Ада плакала и что-то приговаривала, словно спорила с кем-то, словно пыталась что-то объяснить или доказать.

– Мама… – позвал я.

Она словно не слышала. Я с трудом произнёс это слово, потому что не привык, не знал, как его произносить. Губы не слушались меня. Но она никак не среагировала. Плечи ее тряслись, она не поворачивалась ко мне.

Уйти я тоже не мог. Я был в капкане и не знал, что делать. Может быть, пошутить?

– Мама, дай миллион, – сказал я.

Ноль реакции.

– Тогда дай два миллиона. Мама, дай десять миллионов. Мама, я хочу жениться, дай денег! Мама, у меня сифилис! Мама, я гей!

У меня кончилась фантазия. Ада притихла. И тут я вдруг заорал во всю глотку:

– Мама, прекрати истерику, ты пугаешь своего ребёнка!

И тут она повернулась ко мне. В наступившей оглушительной тишине я прижал ее в себе. Она замерла, застыла как неживая, только дышала часто-часто, будто кросс пробежала. И погладила меня по голове. Я крепче сжал ее руки в парадоксальном желании удержаться за нее, за эту хрупкую женщину. У меня резко закружилась голова.

– Не плачь так больше. Мне страшно.

Она вытерла тыльной стороной ладони заплаканные глаза.

– Не буду.

– Ты разве куришь?

– Сигареты остались в сумочке.

– Я принёс.

Мы оба вздрогнули.

Рядом с нами стоял отец. В руках у него на самом деле была сумочка Ады. Мы не заметили, как он подошёл.

– Пообещайте мне, что бросите курить.

Мы, не сговариваясь, кивнули.

А потом я дрожащими руками курил, а мама тихонько всхлипывала на плече у отца. Я поднял к ночному небу голову и нашёл еле заметную красную точку – планету Марс. Ну, где там мой звездолет?

Похоже, пора улетать.

 

Эпилог

 

– Ничего себе ты похудел!

– Десятку срезал.

– Молодец!

– Это всё Рус.

– А я чего? – Руслан потянул с головы наушники. – Я ничего. Я Захару еще тренера толкового нашел в его городе. По видео не сильно-то проконтролируешь.

– Слушай, Рус… – Я воспользовался тем, что Захар, завопив, бросился навстречу Ромке. – А ты уверен… что нагрузки сочетаются с его заболеванием?..

– У меня мамка врач. Она меня консультирует, – буркнул Рус. А потом, снова надев наушники, добавил: – Мы с ней вдвоём живём. Она одна меня растила. Я ей на эти деньги путёвку хотел купить. На Мальдивы.

– Еще купишь.

 

Минск встретил нас хмурой сырой погодой. Но на мое настроение это вообще никак не повлияло. В душе у меня сияло солнце. Постоянное, горячее, мое собственное солнце, которое светило мне уже полгода. И будет светить всю жизнь, я уверен. И плевать на погоду за окном.

Нет, нельзя сказать, что в последнее время в моей жизни всё было так уж гладко. Взять хотя бы подготовку к чемпионату. Пух и перья летели. Два раза разругались вдрызг. У Сони с Лёвкой закрутился роман, а шуры-муры в команде – это не к добру, как я выяснил опытным путём. К тому же конфликт между Лёвкой и Русом. Конфликт этот зародился еще в Казани, нет-нет да и снова вспыхивал. Уровень сахара у Захара теперь стоял у меня на ежедневном контроле – Леся мне организовала консультацию эндокринолога, и в теме сахарного диабета я теперь немного шарил. Только умница Ромка не доставлял мне проблем, пока, паразит, не свалился в больницу с корью.

Быстрый переход