– Я часто бывал в Орфиранге и видел ваших соотечественников.

    – Все может быть, – спокойно ответствовал Мэд.

    – Что привело вас в Игергард?

    – Жизнь в Тартоннэ с каждым годом становится все более и более однообразна, но я уже давным-давно покинул родину. Еще в ранней молодости.

    – Я вас понимаю. Церковь Вечного Круга не слишком терпима к… инакомыслящим, – усмехнулся Валлэ.

    – А вы, случаем, не адепт Церкви? – лениво полюбопытствовал Малаган.

    Чересчур уж деликатно его собеседник заменил словом «инакомыслящий» слово «колдун». Ни нательного Круга, ни других отличительных знаков на господине Валлэ островитянин не заметил.

    – О нет! – заверил равилец. – Просто, насколько я знаю, большинство эрмидэйцев, из тех, кто вынужден покинуть острова, обращают взор на юг. Даржа или Маргар более притягательны, чем Игергард.

    – Я не исключение, – улыбнулся «инакомыслящий» Малаган. – Поначалу меня занесло именно в Даржу. В общем, я немало побродил по разным землям.

    Он намеренно скомкал беседу, хотя мог бы пуститься в долгое описание своих странствий. Лишенное всякого объяснения чувство неприязни к господину Валлэ остановило бойкий язык эрмидэйца. А ведь ничего особенного в равилце нет. Обыкновенный человек, без капли дара, но то, что Торвардин смешно именовал «чуйство», нашептывало Мэду тревожные мысли.

    – И куда вы намерены направиться? – продолжал вопрошать Валлэ.

    – В Ритагон.

    – Так нам по дороге! – обрадовался землевладелец.

    «Где ты взялся на мою голову?» – обреченно поду мал Мэд.

    – Поглядим, – неопределенно пожал он плечами.

    Отделаться от господина Валлэ, против ожидания, оказалось проще простого. Едва только островитянин пригласил за свой стол племянницу хозяина постоялого двора, бледноликий приставала поспешил откланяться. «Женоненавистник», – окончательно решил эрмидэец.

    Шлюшка терпеливо дожидалась возвращения клиента, смирно вытянувшись на кровати. Над одеялом сверкали только круглые зеленоватые глазенки и торчал нос. Мэд на девку внимания не обращал никакого, словно ее и в комнате не было. Он неспешно разделся, умылся из кувшина и развязал жгут на макушке, высвободив гриву из мелких косичек. В подштанниках и нательной рубашке, простоволосый и босой, эрмидэец вызывал у девчонки жгучее любопытство. Оставшееся между тем без всякой взаимности.

    – Одевайся, милая, и выметайся, – заявил Малаган, кидая в девку ее же рубашкой.

    – Чего?

    – Проваливай, говорю. Ты мне постель нагрела? Нагрела. Боле не задерживаю.

    – Так чего… не будем… э-э-э? – удивилась она и продемонстрировала свой необъятный бюст.

    – Ты чего, спятила, красавица? Ты в зеркало-то смотрелась когда-нибудь? – спросил островитянин.

    – А чо?

    – А то, что спрячь свои телеса, ради всех богов. – Мэд поморщился: – Ты такую тяжесть таскать не устаешь?

    – Все мое… – пропыхтела девчонка.