Она не на шутку обиделась и готова была вот-вот разреветься. Древнейшее из женского оружия, угроза слез, подействовало немедля.

    – Я заплачу… – Он потянулся к кошельку.

    – И за чего? Не, я – девушка честная. Мы к работе приученные…

    Маленький подбородок взлетел к потолку, и разобиженная девица выскользнула за дверь в чем мать родила, сжимая рубашку в руке. Но не успел Мэд вздохнуть с облегчением, как она снова оказалась в поле его зрения.

    – Ой!

    – Чего «ой»?

    – Там этот стоит… тип из Равила, – шепотом пролепетала шлюха и прижалась спиной к створке двери. – Можно, я подожду немного? Шибко боязно.

    – А что, он тебе угрожал?

    – Страшный он человек, это ж по глазам видно. Девки его как огня боятся.

    Она стояла такая несчастная, голыми ногами на полу, трясущаяся не то от холода, не то от страха, что Мэд сдался.

    – Ладно, ложись обратно, только в рубашке. Тебя как звать?

    – Фивиль.

    – Ты когда в последний раз мылась, Фивиль?

    – Вчерась.

    – Незаметно.

    – Ну, третьего дня.

    Ночи в начале весны бывают очень холодные, а сквозь щели в окне так и задувало ледяным ветром. Все равно нужно было быстрее согреться и, надо сказать, как показывает опыт, шлюхи в таких делах подходят не хуже иных других теплых предметов.

    Девушка еще некоторое время робко пыталась снискать расположение Мэда в свою пользу, но быстро поняла тщету своих усилий, успокоилась и заснула. На ее счастье, храпеть она не храпела, иначе сразу бы была изгнана из постели. А вот Мэду не спалось. Попросту говоря, он не устал за минувший день настолько, чтобы заснуть сразу же, как упал на кровать. Спокойная жизнь в столице добавила Малагану барских привычек, но не в губительном для телесной силы количестве.

    Первую половину зимы они с Торвардином провели в Орфиранге, потом перебрались в Квилг, а с первым теплом решили, что самое время собираться в дорогу и двигать в Ритагон. Удача, словно напоследок, решила одарить лангеров сполна всеми возможными радостями и удовольствиями. Женщины их любили бескорыстно, деньги легко лились в карманы, сами собой заводились друзья-приятели, а предчувствие скорого воссоединения ланги только придавало новых сил. Не побоявшись послевоенного отношения ко всем оньгъе, в Игергард вернулся Аннупард. Где-то в Тессаре осел Сийгин. Как говорится, все один к одному.

    А Мэд… он с каждым днем чувствовал в себе все новые и новые силы. Волшебный Дар удивительным образом развивался, опровергая его же недавние заверения о посредственности своих возможностей. У Малагана стали получаться те вещи, о которых он раньше не мог и помыслить. Например, магия превращений. Теперь ему ничего не стоило наложить на себя или кого-то другого обманную личину, отвести глаза и создать любую иллюзию. Видимо, та часть себя, которую Мэд отдал за жизнь младенца в Тартоннэ, оказалась также и чеком на предъявителя, который он сумел оплатить. Считается, что все изменения, происходящие в жизни человека, – к лучшему. Но у неудавшегося великого герцога Эрмидэев такого ощущения не складывалось. Невзирая на удивительные успехи в магии, он с каждым днем ощущал себя все более и более отстраненным от жизни.