— Но с рук тебе это не сошло.

— Мать увидела, что очень уж лихо подкатила и остановилась машина, и велела мне уйти в дом. Если бы я это сделал, она сегодня была бы жива. Но я бросился бежать, и «койоты» открыли огонь. Когда она увидела оружие, то заслонила меня собой.

— И погибла?

Он дотронулся до груди.

— Первая же пуля убила ее. Попала прямо в сердце.

Ли беспомощно смотрела, как он сжал зубы, борясь с подступающими слезами. Теперь она все поняла. Когда его мать увидела оружие, она прикрыла собой сына. Фейт Монтера рис ковала своей жизнью, повинуясь древнему, как сама природа, инстинкту. Но когда она лишилась жизни, ее десятилетний сын взял на себя долг, который никогда не сможет отдать. В тот день он потерял не только мать — он потерял свою душу.

— Я упал рядом с ней, — сказал он. — Я обнял ее. Повсюду была кровь.

Ли не хотела, чтобы он продолжал, но, похоже, выбора у него не было. Безжизненным голосом, раздавленный грузом воспоминаний, он поведал ей остальное — что мать всегда хотела, чтобы он выбрался из баррио живым, чтобы чего-то достиг в жизни.

— Я выбрался. — Он поднял голову. — Она — нет.

Его боль была настолько неприкрытой, что у Ли сжалось сердце.

— Ты не мог знать, что она сделает. Тебе было десять лет.

Казалось, Ник ее не слышал. Сунул руки в карманы плаща, словно они почему-то символизировали его преступления.

— После этого ничто не имело значения, — сказал он. — На какое-то время у меня словно помутился рассудок, я пытался себя убить.

Ли поднялась.

— Потому ты и связался с Дженифер? Она была подругой главаря банды?

— Это было позже, но — да, одно смертельное желание следовало за другим. Даже тюрьма — эта вонючая дыра — не стала достаточным наказанием. — Он посмотрел на нее пустым взглядом. — И ничто не станет.

Ли не знала, что сказать. Ник Монтера, фотограф, в каком-то смысле был больше, чем жизнь, он был современной легендой. У него были железная воля и стальные мускулы, Ли ощутила на себе силу и того, и другого. Может, поэтому ей и было невыносимо видеть его страдания. В нем до сих пор жил несчастный десятилетний ребенок, и ей нужно было что-то сделать, сказать, пробиться к этой печали. Ей следовало помочь ему профессиональным советом, но она не могла играть в психиатра. С ним она действовала исходя только из основных человеческих инстинктов. И так было всегда.

— Что такое? — спросила она.

В глазах Ника мелькнуло какое-то горестное узнавание, когда он поднял на нее взгляд.

— Ты напоминаешь мне ее, — ответил он. — Даже физически. Она была такой же сдержанной, как ты, красивой, как ты. Наверное, в твоем характере заложена доброта. Но я не могу до тебя дотронуться, дотянуться. Она была как ты — никогда не раскрывалась до конца.

Ли услышала свое дыхание. Она удивленно вздохнула. Удивление было сладким и совершенно неожиданным.

— Тогда позволь мне дотронуться до тебя, — предложила она.

Он поднял на нее глаза такого интенсивного оттенка синевы, что они напомнили ей сапфиры. Казалось, Ник не был готов к тому, что она идет к нему, но это только вызвало у нее еще большее сочувствие. Она чувствовала себя не совсем уверенно, но ее подбадривало то, что он выбит из колеи. Это он всегда держал все под контролем, и она была благодарна этой минуте, что может заставить его затаить дыхание, как это делал с ней он, что она может заставить его вздрогнуть от удивления.