– Это… это… не знаю!

– Я – Уитмэн Лемьюел, – бывший гангстер протянул свою визитную карточку, – заместитель куратора музея доколумбова искусства в Дулуте.

Джерри взял карточку и уставился на нее. Голова кружилась.

– Я ничего не понимаю, – сказал он.

– А я, по‑моему, начинаю понимать, – заявил Лемьюел. – Ну и настращал он меня в Белизе…

– И нас тоже!

– Мне назвали ваши имена, расспрашивали о вас. Некто Инносент Сент‑Майкл.

– Никогда о нем не слышал.

– Считайте, что вам повезло.

– Господи! – возопил, появляясь, Алан.

– Все в порядке, – сказал Джерри, хватая его за руку и не пуская к телефону.

– В порядке? В порядке? – Алан нацелил дрожащий палец на Уитмэна Лемьюела.

– Кэрби Гэлуэй обманул нас.

– Всех нас, – добавил Лемьюел. – Вернувшись в Дулут, я призадумался, и мне пришло в голову, что я неправильно понял некоторые вещи, происходившие там, в Белизе.

– Мистер Лемьюел, – сказал Джерри, – я думаю, нам всем надо сесть и поговорить.

– Я думаю то же самое, – ответил Лемьюел, входя в квартиру.

– Для начала, – объявил Джерри, – вот телеграмма, которую вы сочтете очень интересной.

ПЕСОК И ПАРУС

Кэрби зевнул, зажмурился от солнечного света и поудобнее устроился за рычагами управления. Яичница с помидорами и кофе поудобнее устроились у него в желудке. Солнце высушило росу на крыльях «Синтии». Прямо по курсу лежало побережье. Зеленоватая вода была такой чистой, что с самолета ее и не увидишь. Глядишь вниз, а перед глазами только песок да водоросли. Лишь с бреющего полета можно заметить поверхность моря, прозрачного, как театральный бинокль, в который ты, кажется, наблюдаешь рыбий балет.

У северной оконечности большого рифа лежит остров Амбергрис. Он имеет тридцать миль в длину, а в ширину равен двум городским кварталам. Здесь есть десяток гостиниц и рыбачья деревушка Сан‑Педро со взлетно‑посадочной полосой. Кэрби приземлился на нее в 7.45. Он зарегистрировался на стоянке и отправился в деревню искать девчонку.

На острове Амбергрис сосредоточена почти вся туристская жизнь Белиза. Рыбалка, подводная охота, парусный спорт. В здешних барах туристы из США сидят вперемежку с британскими солдатами, спившимися вдовушками и бродягами. У пирсов всегда стоят несколько больших яхт из Техаса или Луизианы, а вдоль узкого острова разбросаны летние дома богатых американцев. Кое‑кто из них занимался тут мелким предпринимательством: держал отели, вывозил красное дерево, торговал землей на материке. Иногда кого‑то из них можно было уговорить помочь с перевозкой произведений доколумбовой эпохи.

Сан‑Педро поздно ложится и рано встает. Кэрби выпил кофе под открытым небом в обществе двух рыболовов, потом немного послонялся по деревне и попил чаю со льдом. Перекусил в «Хижине» со знакомым летчиком, послушал сплетни, соврал пару раз, выслушал пару врак, передал кое‑какие сплетни. И снова пошел бродить.

В баре он завязал разговор с девицей из Техаса, лет тридцати. Яхта ее папочки стояла у пирса, громада с трехэтажный дом, сияющая белизной и позолотой. «Корова‑хохотушка, остров Падре, Техас», – значилось на борту. Как объяснила девица, яхта наречена в честь любимого сыра папаши.

Кончилось тем, что Кэрби и Тэнди, как звали девицу, взяли с собой стаканы, взошли на борт и от души повеселились в каюте. В разгар веселья с палубы донесся грубый голос:

– Тэнди!

Вернулся папаша с тремя местными носильщиками, которые тащили картонные ящики.