После работы мы собрались на пустыре. Я, Шмаков Петр, Полекутин, Гринько из электроцеха, Таранов из агрегатного. Я позвал их, чтобы
более квалифицированно решить вопрос.
Мы подняли капот и осмотрели двигатель. Он был грязный, без свечей, без ремня, вообще какой-то пустой.
– Я не могу сказать, в каком состоянии двигатель, – объявил Полекутин, – его надо снять и разобрать.
Мишка Таранов сказал:
– И коробку скоростей надо снять, и задний мост, и передний мост. Снять и разобрать. Тогда мы увидим, в каком они состоянии.
Гринько высказался более определенно:
– На машине нет никакого электрооборудования.
А Шмаков Петр сказал:
– Щиток сняли.
Действительно, на том месте, где полагалось быть щитку, торчали голые провода.
– И подушки сперли, – добавил Шмаков.
Сидений в кабине не было.
Мы начали думать, что нам делать.
Я предложил:
– Давайте составим дефектную ведомость.
Дефектная ведомость – это такая ведомость, в которой указаны все дефекты машины.
– Где мы ее возьмем? – спросили ребята.
– Сейчас достану, – ответил я и пошел в гараж.
В верстаке у Лагутина я видел пачку таких ведомостей. Они напечатаны типографским способом. В них перечислены все части автомобиля. Надо
против каждой части поставить галочку: годная эта часть или негодная. Очень здорово придумано.
В гараже никого не было, все ушли на обед. Я открыл верстак и увидел там пачку ведомостей. Но когда я поднял эту пачку, то увидел под
ней два подшипника. Те самые, которые позавчера мы с Лагутиным должны были поставить на машину и про которые Лагутин сказал, что поставит сам.
Это были именно те подшипники в той же промасленной бумаге. Рядом лежал бланк требования, по которому я получал эти подшипники на складе.
Как же так? Ведь машина уже вышла из ремонта, а подшипники лежат в верстаке. Значит, Лагутин забыл их заменить. И машина вышла из
ремонта со старыми подшипниками. Халатный человек этот Лагутин.
Я вернулся на пустырь. Возле наших ребят стоял шофер Зуев.
– В этой машине толку не будет! – сказал Зуев. – Легче новую собрать.
Удивительная особенность шофера Зуева заключалась в том, что он был всегда небрит. Если человек не бреется совсем, то у него вырастает
настоящая борода. А если он хоть редко, но бреется, то в какой-то день он должен быть выбритым. А рыжая щетина Зуева всегда была одной и той же
величины. Не увеличивалась и не уменьшалась.
Это был худой, молчаливый человек. Шофер. Но за какую-то провинность его сняли с машины и перевели в гараж. Кажется, даже временно
лишили водительских прав. Не знаю точно. Меня он не интересовал. Он был какой-то апатичный. С кем он сошелся, так это со Шмаковым Петром. Они
любили разговаривать. Сядут в холодке и произносят по одной фразе в полчаса.
– Пионерский лагерь знаете? – спросил Зуев.
– Конечно! – ответили мы.
– Там стоит другая списанная машина. Куда лучше этой. А за эту и не беритесь.
Зуев ушел.
Полекутин объявил:
– Ничего не выйдет. |