Он тут же принес две голубые гимнастерки, две пары холщовых брюк и ботинок, фетровые шляпы с большими полями и зонтики для детей, затем собрал в мешок несколько лепешек из маниоки, пять банок консервов, компас, веревку и рыболовные крючки. Мужчины скинули безобразную одежду заключенных, быстро переоделись и приготовились отправиться в путь. Банкир посчитал расходы и выдал Татуэ оставшуюся сумму, что составило двадцать франков. Кроме того, славный малый отдал беглецам содержимое черной кассы, а именно, четыре старые и совершенно черные монеты по сто су, сданные какими-то арабами, известными скопидомами.
Мужчины попрощались с хозяином, который пошел их проводить до двери, и покинули дом. Пересекая дорогу, они увидели человека, который, слегка покачиваясь, шел им навстречу.
— Кто там? В это время запрещено ходить!
Ох уж этот противный голос, путники узнали бы его и за сто миль. Наверняка господин Перно, несмотря на комендантский час, собрался купить бутылочку абсента. Он взглянул на группу и, заметив детей, произнес:
— Черт побери! Ведь это малыши двести двенадцатого. А мужчины — это…
Старый охранник собрался было поднять по тревоге постовых солдат, чтобы арестовать беглецов, но именно в этот момент сокрушительный удар Татуэ свалил его с ног. Тяжело охнув, пьянчужка упал в пыль. Бродяга мгновенно размотал веревку, которую прихватил у Виконта, связал обмякшее тело и заткнул надзирателю рот носовым платком. Затем, бросив Перно в высокую траву, чтобы не было видно, сказал:
— Уф! Пошли! Теперь он очнется только к утру.
Марион взял на руки дочку, а Татуэ — Гектора, и быстрыми шагами они направились к пристани.
Татуэ, у которого имелся дерзкий план, говорил, что зачастую самые невероятные вещи проходят гораздо лучше, чем обычные. В конце концов, выбора у них не было. На ходу бродяга объяснял:
— Мы возьмем пирогу, переплывем через Марони и будем идти всю ночь.
— Прекрасно! — одобрил Андре, будучи человеком решительных действий.
Все лодки и небольшие суда, включая принадлежавшие администрации, стояли на приколе у пристани. Вечером с них снимали и убирали весла, чтобы никто не мог воспользоваться ими ночью без сопровождения охранников, знавших пароль. Такое правило распространялось на всех жителей поселения, будь то торговцы, служащие или путешественники. По нарушителям открывали огонь без предупреждения. Беглецы знали об этом, но все же решили попытать счастья.
У берега под навесом покачивалось около двадцати лодок. В ста шагах от них по мостику прохаживался часовой. У другого поста, поблескивая штыками, стояло несколько солдат. Пять или шесть пар глаз следили за лодками и водой. К счастью, ночь оказалась темной, и легкий туман скрывал очертания предметов.
Пригнувшись и стараясь ступать как можно тише, путники достигли берега. Татуэ решительно вошел в воду и погрузился почти по грудь. Марион передал ему весла, взятые у Виконта, и мешок с провизией. С удивительной выдержкой и совершенно бесшумно бродяга уложил все на дно пироги. Теперь была очередь за детьми. Сначала усадили дрожавшую от страха Лизет, за ней относительно спокойного и уже привыкшего к опасности Гектора. Затем Татуэ еле слышным шепотом произнес:
— Садитесь, капитан!
Марион вздрогнул — так давно его не называли по званию. Мгновения прошлого пронеслись в голове. Промокнув до нитки, отец занял место рядом с сыном и дочерью. Все трое легли на дно лодки и замерли. Нащупав в воде цепь, на которой держалась пирога, Татуэ вытащил из кармана прихваченную на всякий случай «соловушку», вставил в замок и, открыв его, сказал капитану:
— Осторожно, не шевелитесь!
Бродяга подтолкнул пирогу и медленно поплыл. Подхваченная приливом лодка незаметно покинула пристань и направилась к противоположному берегу. |