Тем временем ветер усилился. Капустные и кокосовые пальмы сгибались, как тростинки, под его порывами, а море с глухим гулом обрушивало волны на каменистый берег.

Глаза мальчика были прикованы к горизонту. С едва заметным беспокойством он начал петь второй куплет:

Как только Гектор пропел последнюю ноту, раздались бурные аплодисменты, крики «браво». И в тот же миг в порту прогремел выстрел пушки, возвещавший о том, что надвигается торнадо. Прозвучали приказы лодкам и небольшим судам, стоящим на рейде, незамедлительно вернуться в порт, а кораблям построиться и выйти в открытое море. В мгновение ока сигнал тревоги распространился по берегу. Круг зевак распался, и люди бросились врассыпную, не оставив ни единого су артистам. Трое несчастных не обратили на неудачу никакого внимания. Их мысли были далеко. Сидя на ковре посреди разбросанных приспособлений атлета, они сквозь слезы смотрели на море, которое на их глазах становилось все более яростным и неукротимым.

Прогулочные лодки и яхты с трудом причаливали, давая жуткий крен и прыгая на волнах, как скорлупки. Шаланды, которые привозили товар со стоявшего на якоре парохода, возвращались к берегу, рискуя пойти ко дну. Почти всем удалось благополучно завернуть за дамбу, где было поспокойнее. Вскоре в открытом море остались лишь одна шаланда да небольшое суденышко, плавающие в тридцати метрах друг от друга и в трех кабельтовых от берега, что составляло приблизительно 600 метров. Любой содрогнулся бы, увидев их в столь бедственном положении. Помощи ждать было неоткуда.

На берегу тем временем собралось около тысячи зевак, которые, предчувствуя катастрофу, наблюдали за разворачивающимися событиями. В шаланде суетились двое черных матросов, а у штурвала стоял белый капитан.

— Папа! Это папа! — закричали дети, узнав его гордый силуэт.

На другом суденышке можно было заметить четырех человек: двух матросов и двух пассажиров, мужчину и женщину. Красивая быстроходная прогулочная яхта с парусами, прочная и сделанная отличными кораблестроителями, взяла на борт двух туристов, прибывших на французском трансатлантическом судне из Гавра и решивших совершить экскурсию, пока теплоход стоял в порту.

Ураган не заставил себя ждать. Чудом не опрокинувшись, яхта, почти касаясь парусами волн, неслась по морю со скоростью птицы. Матросы привычными движениями управляли парусами, пытаясь выровнять положение. Один из них с проворством обезьяны влез на шпринто́в и оказался почти снаружи, повиснув на нем с подветренной стороны. Таким образом он сделал противовес, и судно выпрямилось.

Огромные морские птицы, большие любители бурь, с пронзительными криками парили над попавшими в беду людьми. В поисках легкой добычи приближались акулы, зловеще поблескивая плавниками, и описывали круги вокруг будущих жертв.

Шаланда, опираясь на два длинных весла и умело управляемая опытным капитаном, оказалась в более выгодном положении. В случае необходимости она могла прийти на помощь туристам.

Толпа, стоявшая на берегу, внимательно следила за маневрами двух судов.

Прижавшись к Татуэ, маленький горбун и его сестра во все глаза глядели на отца, который то исчезал за огромными, как горы, волнами, то вдруг вновь появлялся.

Вдруг раздался сухой хруст, мачта сломалась, и матрос оказался в воде. Парус унесло ветром, как тряпку, яхта перевернулась килем вверх, а пассажиров и матросов разбросало по морю.

Возглас ужаса потряс толпу. Однако никто не решился пойти на смертельный риск и броситься им на помощь.

Вдруг новый крик, крик восхищения и надежды раздался среди сочувствующих. То, что никто не осмелился сделать с суши, осуществил человек, находившийся в море. Марион, капитан Марион, отец двоих детей, дрожавших от страха на берегу, крикнув двум своим матросам: «Держитесь!» — взял в зубы нож и бросился в воду навстречу опасности.