В то же время тень, которую он преследовал, обрисовалась на светлом фоне в дверях, и нежный женский голос, показавшийся ему знакомым, заставил его вздрогнуть, сказав с выражением едкой насмешки:

— Войдите, барон фон Штанбоу, напрасно преследовать меня долее, я готова дать вам объяснения, которых вы, по-видимому, от меня желаете.

Барон был очень храбр; звук голоса, угрожающий тон, с каким приглашение было произнесено, все разом рассеяло его смутные опасения, более того, ему вернулось обычное хладнокровие.

— Пожалуй, — ответил он, — впрочем, и лучше кончить, так или иначе.

Его странная собеседница отступила, чтобы пропустить его, и он смело вошел в сени, описанные нами выше, где журчал фонтан, или, вернее, бил родник, у которого поили скот и совершались другие домашние дела.

За ним заперли дверь.

С минуту длилось молчание.

На несколько шагов вглубь, облокотившись о крышку высокого сундука, на который поставлен был зажженный фонарь, ждала барона женщина, позвавшая его так странно; большое и широкое манто покрывало ее с ног до головы и под складками густой вуали нельзя было различить ее черт, только сквозь вуаль блестели, как два раскаленных угля, глаза, упорно устремленные на вошедшего, также закутанного в плащ и остановившегося мрачно и неподвижно на пороге двери.

Два противника, готовые завязать бой на смерть, пристально всматривались друг в друга, силясь разгадать один другого.

— Сударыня, — решился сказать барон, — вы звали меня, и я явился. Что вам угодно?

— Что мне может быть угодно? — возразила женщина тоном холодным и надменным. — Вы с добрых полчаса преследуете меня с упорством, ничем не оправдываемым, так как не знаете меня, я решилась положить этому конец, остановилась и окликнула вас, чтобы узнать ваше намерение, а в особенности причину такой погони за мною. Итак, не вы, а я имею право спросить вас: что вам угодно?

— Я хочу знать, кто вы, сударыня.

— Уверены ли вы, что не знаете этого? — спросила она резко.

— И, — продолжал он, как будто не слышал возражения, — по какому праву вы упорно следите за мною?

— К чему разыгрывать роль? Вы отлично знаете, кто я, а следовательно, не можете отрицать моих прав, прикидываясь, будто их не угадываете, — возразила она сухо, — но довольно пустых слов, барон фон Штанбоу. В четыре года, что я преследую вас неотступно, все ваши попытки от меня избавиться и стереть меня с лица земли, при всей громадной вашей власти, не увенчались успехом. Напрасно силились вы забыться и уничтожить прошлое, напрасно погружались в макиавеллические интриги вашего гнусного честолюбия, я всегда становилась пред вами в последнюю минуту и одним дуновением разрушала самые искусно придуманные планы, самые хитрые ваши соображения; ведь я для вас совесть, я — угрызение.

— Но чего же вы хотите, какой цели добиваетесь? — произнес Штанбоу, стиснув зубы. — Говорите, я требую!

— И буду говорить, — произнесла она ледяным тоном, — не потому, что вы грубо приказываете мне, а час пришел объясниться, и, подобно двум гладиаторам, в цирке поставленным друг против друга, роковой положить конец борьбе, начатой много лет назад и вынесшей столько видоизменений; ни лицемерной пощады, ни ролей между нами более, долой маски! Вы, барон Фридрих фон Штанбоу, низкий негодяй, который соблазнил дочь человека, спасшего ему жизнь, гнусно бросил несчастную с ребенком, которого она имела от него. А я, — прибавила она дрожащим голосом, внезапно сорвав вуаль, — эта женщина, постыдно обманутая и обесчещенная, я Анна Сивере, ваша жертва! Узнаете вы меня теперь?

Она сделала шаг вперед и стала против света, гордо откинув назад голову со сверкающими глазами и грозно протянутою рукой.