— Уж не думаешь ли ты, — смущенно возразил Пьер, — что последнее наше несчастье — дело рук наших врагов?

— А почему бы и нет?

— Мы теряем время по пустякам; пора наконец взять реванш. Нам необходимо во что бы то ни стало и как можно скорее возобновить наше прерванное плавание, добраться до цивилизованных стран, бороться, активно бороться с несчастьями…

Пробыв на пустынном острове до полудня, путешественники спустили пирогу на воду и, захватив с собой про запас черепах, вскоре оставили далеко за собой коралловый риф, кратковременное пребывание на котором пробудило в них так много дорогих, полных драматизма воспоминаний.

Четыре дня они плыли, не встретив на своем пути ничего, кроме нескольких больших земель, отделенных от них группой островов, принимаемых Фрике за острова Д'Антркасто. Там обитали чернокожие, столь же гостеприимные, судя по проклятиям и угрожающим жестам в адрес пироги французов, как и жители острова Вудларк.

Высадиться на берег было невозможно, что изрядно огорчало Пьера, которому хотелось отдохнуть на земле, а главное, полакомиться чем-нибудь более питательным, чем дрянь, захваченная на скорую руку.

К Фрике снова вернулась обычная веселость, и он, позабыв невзгоды, бесцеремонно потешался над самим собой и над товарищами.

— Мой начальник Пьер, — говорил он, — сильно занят своим желудком. Пускай он подождет немного, и его угостят, как в самом лучшем бульварном ресторане.

— Гм! — злился добродушный моряк. — Бульвары! Ох, как далеко они от нас. А ты с такой охотой поглощаешь эту дрянь, как будто она приготовлена из самой лучшей пшеничной муки…

— Дрянь? Вот как?! — перебил его Фрике. — Дрянь! Эти кокосы, бананы… Да я у тетушки Шеве не видал ничего подобного! Молчи, бездельник! Сразу видно, что в течение пятнадцати лет ты ни разу не умирал с голода.

— А разве ты не знаешь, что воздержанностью я превзойду и самого верблюда?

— Так чего ты хнычешь?

— Совсем не хнычу. Меня убивает лишь то, что мы почти не подвигаемся вперед, теряя время по пустякам. А это так невыносимо. Не правда ли, Виктор?

— Ui, messel, — застенчиво ответил молодой китаец.

— «Да, сударь, нет, сударь», нечего сказать, разнообразен твой разговор, мой милый мальчик, — продолжал Фрике. — Нас здесь трое, и мы друзья, не так ли? К чему эти глупые церемонии? Отбрось ты их как ненужную вещь. Зови каждого из нас просто по имени.

— Ui, messel.

— Говори Фрике, Пьер де Галь.

Бедный Виктор молчал, еще слово — и он, кажется, разрыдался бы.

— Да будет тебе, дурачок, ты видишь, что с тобой шутят. Хохочи вместе с нами. Называй нас, как тебе вздумается. Ты милый маленький человек, и мы оба любим тебя от души.

И старый моряк протянул Виктору мускулистую руку, а Фрике, глядя на него добрыми глазами, старался успокоить мальчика.

— Да ну, перестань печалиться. Мы дети Парижа… Париж — это Пекин Франции, мы все от природы немного насмешливы, но зато мы люди сердечные, и если уж кого полюбим — преданы ему, как пудель своему хозяину… Вот и опять соврал: ну какой смысл толковать о пуделе уроженцу страны, где все собаки голые, как череп педагога… А! Господин Пьер, настала наконец и ваша очередь полакомиться.