— Ты не араб и не аксумит, — возразила Антонина. — Ты мог бы…

На лице Усанаса появилась прежняя улыбка.

— Я? Дикарь с озер?

— Прекрати! — рявкнула Антонина. — Никто так не думает — и не думал много лет — даже ты сам! И ты это знаешь!

Усанас покачал головой.

— Нет, на самом деле, нет. Но это едва ли имеет значение, Антонина. Как минимум моя умудренность и знания вызовут у всех еще большие подозрения. Чего же хочет этот странный человек? Он даже читает философские книги!

Снова мелькнула улыбка.

Антонина устало пожала плечами.

— Ты не Алкивиад. И никто в это не верит. — Ей самой удалось изобразить подобие улыбки. — И вообще я сомневаюсь, что тупоголовые и практичные сарвены вообще знают, кто такой Алкивиад. Но дело вовсе не в нем. Я не верю, что в Аксумском царстве или Аравии есть хотя бы один человек, кто верит, что Усанас — хитрый, двуличный авантюрист, который преследует только собственную выгоду.

Усанас пожал плечами.

— Это — нет. Я считаю, что мне доверяют. Но вопрос не в доверии, Антонина. Да и проблема-то не в предательстве. Это просто… замешательство, неуверенность. Туман, в котором каждый человек начинает задумываться о своей судьбе и беспокоиться, а затем… — Он вздохнул. — А затем начинает плести заговоры, и лгать, и искать собственную выгоду. Давить, чтобы получить преимущества. Не из-за предательства и государственной измены, а просто из страха.

Антонина попыталась возражать, но не смогла. Усанас был прав, и она это знала.

— Только ты, Антонина, достаточно далека от складывающейся ситуации. Тебя ничего не связывает с Аксумом, кроме уз верности и разума. Люди могут мне доверять, но они никогда не станут доверять моим суждениям. В то время, как они станут доверять суждениям — и постановлениям — вынесенным тобой. Как они и делали раньше.

У Антонины опустились плечи. Усанас подошел к ней и обнял. Теперь ее слезы катились по его груди.

— Я знаю, — прошептал Усанас. — Я понимаю. Ты будешь чувствовать себя подобно паучихе, которая плетет паутину из савана собственного сына.

И теперь, после того как все это было произнесено, Антонина начала рыдать. Усанас гладил ее по волосам.

— Ах, женщина, ты никогда не была охотницей. Я провел много часов, ожидая в чащобах свою дичь, и много изучал паутину. По правде говоря, в мире нет ничего более красивого. Нити тонкие, но прочные, и разве имеет значение, как они получились? Все, что существует на свете, сделано из самого простого вещества. Но тем не менее оно здесь и оно прекрасно.

Уверенный в своей мощи, непредсказуемый в гневе, не замечающий любое сопротивление. На палубе каждой галеры выбивали ритм разрушения барабаны. Сарвены на веслах поддерживали этот ритм своими собственными песнями мести. Командующие, стоя рядом с установленными на носах кораблей пушками, держали в руках копья и время от времени потрясали ими, обещая врагу скорую смерть.

А на огромном флагманском корабле малва, глядя сквозь подзорные трубы, смогли увидеть командующего флотилией. Они не сомневались: самого царя. Кто еще во время сражения будет сидеть на троне, одетый в лучшие одежды? Солнце играло на железном наконечнике его украшенного жемчугами и обернутого золотыми пластинами копья.